— Прости, Роман, — прошептала она.
Он пристально посмотрел ей в глаза, отчаянно пытаясь найти в них подтверждение собственной убежденности — она испытывает то же внутреннее смятение, что и он. Ему также стало ясно, что, если даже ее эмоции и совпадают с его чувствами, она все равно не позволит им повлиять на свои намерения.
Роман отступил от нее.
— Простить, Теодосия? — вспылил он.
— За что?
Девушка слегка нахмурилась.
— За то, что… причиняю тебе боль.
— Причиняешь мне боль? — Ему тотчас же пришлось изобразить полнейшее равнодушие. — Ты считаешь, что причинишь мне боль, отправляясь в постель с одним из этих английских парней? — спросил он настороженно. — С какой стати это должно меня волновать?
— Я…
— Позволь кое-что объяснить, — горячо продолжал Роман. — Мне нравилось ощущение твоего тела, но еще больше — добиться, чтобы ты позволила касаться тебя, так как отказы и протесты служили вызовом, который возбуждает. Единственное, что меня интересовало, — затащить невинного маленького гения в постель без одежды, я добился этого; что же до занятий любовью, — какая разница, чьи бедра, между которыми ты улегся, — конец всегда один и тот же.
Изобразив самодовольную улыбку, направился к двери.
— Ты для меня только работа. Понятно? Останемся в Энчантид Хилл столько, сколько захочешь, и можешь делать все, что заблагорассудится.
Роман с силой толкнул дверь и вышел из комнаты.
Теодосия не двигалась.
Ты для меня не более чем работа…
Каким-то чувством понимая, что брошенные им слова — попытка притупить боль, а с другой стороны — правда, состоящая в том, что, хотя они стали близкими друзьями, проводившими вместе прекрасные мгновения, она для него оставалась работой, средством накопить недостающие деньги, необходимые для открытия ранчо; кроме того, огромная разница в их мечтах никогда не позволит перерасти возникшей близости в нечто большее.
Печаль сжала сердце, ей показалось, что чувствует, как оно кровоточит.
Сама того не сознавая, Теодосия бросилась к двери с намерением догнать Романа и заставить его поверить, что он тот мужчина, которому она хочет отдать свою невинность, а не какому-то проезжему англичанину.
Остановил запах свежих лимонов, они красовались на столе, напомнив забытый аромат лимонной вербены.
Лилиан.
Сжав пальцы в кулаки, проглотив крик отчаяния, попыталась мыслить разумно.
— Теодосия, — страстно прошептала она, — если тебе не удастся сохранить твердое присутствие духа, твое сердце непременно станет руководить твоими поступками; ради Лилиан ты не должна позволить этому случиться. Не имеешь права.
Ее мозг. Ее сердце. Настоящая битва началась между разумом и чувствами.
Она знала, что победит.
Властная тяга разума была много сильнее простеньких, незначительных подрагиваний сердечных струн.
* * *Роман прислонился к столбу забора, наблюдая, как Теодосия кружится по городской площади среди звуков веселого смеха и оживленной музыки.
Она затмевала всех присутствующих женщин: лунные лучи и свет ламп поблескивали в ее золотых волосах, мерцая на мятно-зеленом атласном платье и светясь в глубинах ее темных изумрудов. Но не свет и не драгоценности делали ее ослепительной, а искрящаяся красота, пленившая высокого мужчину, держащего ее в своих руках.
Его звали Ллевеллин — Хэммонд Чарльз Александр Ллевеллин, второй сын богатого и влиятельного английского герцога. Парня с вьющимися черными волосами, ясными голубыми глазами и бриллиантом размером с лошадиный глаз на правой руке Роман признал противным, как и его имя.
Теодосии, конечно же, потребовалось много времени, чтобы остановить свой выбор. Группа англичан, разумеется, облегчила ее дело. Одного взгляда на нее оказалось достаточно, чтобы все семеро направились прямо к ней, и каждый попросил составить компанию на вечеринке.
Она уделила внимание каждому, но больше всего времени проводила с Хэммондом Ллевеллином. «Да, Хэммонд — ее выбор, — подумал Роман, — тот, кто познает Теодосию с самой интимной стороны, с которой только и может мужчина узнать женщину».
Ему хотелось, чтобы она оказалась в какой-нибудь рискованной ситуации, а он мог бы вытащить свой пистолет, выстрелить и случайно задеть Хаммонда Ллевеллина.
Он выпрямился, увидев, что пара покинула танцевальную площадку и пробирается сквозь толпу, направляясь прямо к нему.
Англичанин шел быстрым шагом, словно босым ступал по острым камням. Черный костюм на его долговязом теле казался Роману сгоревшим фитилем свечи.