Он опять причмокивает во сне.
Мой Бюлов-медвежонок.
Это ласкательное имя я выбрала, чтобы позлить Филиппа. Вначале это удавалось, потому что их благородию не нравилось выставлять свое имя на потеху. Но как бывает? Когда достаточно долго тебя что-то бесит, в конце концов с этим сживаешься. Взять хотя бы мои стеклоочистители, – чтобы наглядно пояснить эту теорию. Три месяца подряд они издавали омерзительный металлический лязг. А так, как я живу в Гамбурге, работы у них хоть отбавляй. Клац-клац-клац… С ума сойти!
Никто не мог понять причину. Но однажды, просто так, без ремонта, они снова заработали бесшумно. И что же? Я едва смогла выносить эту гнетущую тишину.
В подтверждение моего тезиса могу еще рассказать о наглости двух типов, свидетелей Иеговы, которые в течение целого года каждый вторник, по вечерам, выстаивали у меня под дверью и пытались поведать мне что-то о рае, но из-за них в передней совсем не оставалось места. Мне приходилось их выгонять, каждый вторник, около 19.30. И вот уже шесть недель они не приходят, и я подумываю, не послать ли мне в их журнал «Сторожевая башня» объявление о розыске? Уверена, мой Филипп почувствует что-то подобное, не слыша своего ласкательного прозвища. Однако предполагать это довольно-таки наивно.
Самое мое плохое качество: наивность. И хотя я стараюсь, изжить такие въевшиеся черты характера чертовски трудно. Я злюсь на себя из-за этого, но меня действительно легко провести. Я всегда считаю, что мне говорят только правду. И до сих пор верю в преданность – не в свою, разумеется, но это уже другая тема. Никогда не пересчитываю мелочь и верю каждому, кто говорит, что еще не встречал в своей жизни такую очаровательную женщину, как я.
Подобное сочетание фатальных черт характера иногда неблагоприятно сказывалось на моей жизни. Например, четыре месяца я угробила на одного типа с усиками: разговорившись со мной на улице, он пригласил меня, тогда нежную семнадцатилетнюю, на кастинг моделей.
«Тебе, наверное, постоянно это предлагают», – говорил он. А я таращила на него свои наивные глазки и хмыкала: «Гм-гм». Потому что еще никто никогда ничего похожего мне не предлагал. Я убрала со лба волосы небрежным жестом модели и скучающим тоном протянула: «Ах, не знаю…»
Что я должна была сказать? В тот же вечер я переспала с усатиком, а на следующий день распрощалась с моим супермилым первым другом. Он учился на класс старше меня, сейчас он детский врач в Мюнхене. Зигги! Если ты это читаешь: прости меня!
Моделью я не стала. Подлец, вкравшийся ко мне в доверие, оказался торговцем машинами, пил воду из банок, носил синтетические трусы и говорил что-то вроде: «Когда я снимаю брюки, ты, наверное, думаешь, что это пожарники забыли здесь свой шланг».
Стыдно, что мне понадобилось так много времени, чтобы раскусить этого негодяя. Кстати: через четыре месяца он меня бросил. Наверное, из-за модели.
Наивность и неспособность к жестким поступкам стоили мне следующих двух с половиной лет жизни. Это было время, проведенное с Хонкой. Собственно говоря, его звали Рюдигер, но поскольку он был до невозможности привязчив, благовоспитан и безобиден, его еще в школе окрестили в честь знаменитого серийного убийцы.
«Мое прозвище – самое плохое, что во мне есть» – так он сказал, представившись: «Хонка». Знала бы я, что он это серьезно, я никогда бы с ним всерьез не связалась. Но наша встреча была предопределена судьбой: его собака прыгнула на меня и столкнула с велосипеда, я свалилась и вывихнула ногу. Хонка повез меня в больницу – и упал там в обморок. Мне непременно надо было узнать, чем все кончится. Хотя мне было почти двадцать, я еще не понимала, что нужно избегать мужчин, которых не слушает их собственная собака.
Хонка был, что называется, бесконечно предупредителен. Он давал задний ход, если думал, что мне хотелось отдохнуть – собственно, даже если я совершенно не хотела отдыхать, а, наоборот, хотела, чтобы он приставал ко мне и тормошил меня. Он утешал меня, когда моя лучшая подруга на целый год уехала учиться в Австралию. Он отвозил меня домой, когда на вечеринке, напившись в стельку, я начинала хамить хозяевам. Он со стоическим спокойствием переносил то, что я выращивала на нашем балконе коноплю и просила нашего соседа, старшего вахмистра полицейского участка, поливать ее, когда мы уезжали в отпуск. Он держал надо мной зонтик, когда шел дождь. Когда я загорала на солнце, он заводил таймер и следил, чтобы я переворачивалась каждые пятнадцать минут и обязательно мазалась кремом. Он готовил мне овощной салат, чтобы я получала достаточно витаминов. Когда я на него орала, он молча выходил из комнаты, возвращался спустя полчаса и спрашивал, успокоилась ли я и можем ли мы теперь спокойно посмотреть сериал «Место преступления». Он делал мне педикюр, массаж головы, и если бы мы поженились, он непременно взял бы двойную фамилию и стал Рюдигер Майер-Штурм. Ох!