— Скажите, пожалуйста, а у вас много пациентов такого возраста как мой сын? — поинтересовалась Людмила.
— Да, бывают. Это напасть какая-то. Одно дело, когда на капельницу приходит взрослый мужик, который и сам понимает, что ему это нужно…и совсем другое, когда приходится колоть уже исколотые вены ребенка. Ваш колется? Или нюхает?
Людмила всхлипнула и помотала нечесанной головой. Она даже не причесалась с утра. Бессонная ночь вытянула из нее все силы. Она уже давно не девочка, как эта медсестричка, чтобы после такой ночи деловито щебетать и сносно себя чувствовать. Все, что она сейчас хотела, это уткнуться в широкое плечо мужа, плакать и забыться долгим глубоким сном и, чтобы, когда она проснулась бы ничего этого бы не было. А эта девица спрашивает, что употребляет ее сын! Из кабинета вышли. Доктор кивнул медсестре, она встала и подошла к Ромке, взяла его за руку и повела по лестнице на второй этаж. Ромка оглянулся на родителей и хитро ухмыльнулся. Людмила даже опешила. Что за чертовщина!
— Через четыре часа вы его можете забрать. Хотя я рекомендовал бы ему находится здесь круглосуточно. Естественно с одним из родителей, так как Роман несовершеннолетний.
— У нас нет возможности… — Николай отвёл глаза.
— Ни финансовой ни физической, — отчеканила Людмила, дополнив мужа.
— Что ж, — Вадим Борисович протянул крупную ладонь Николаю, — через четыре часа жду вас.
Супруги вышли на улицу. Людмила подняла голову и посмотрела на окно второго этажа, где находилась Ромкина палата. Здание клиники всем своим богатым видом говорило о том, что услуги по выведению из запоя пользовались успехом. Впереди маячило долгое время в виде четырех часов. Что делать? Электрички не ходили. Перерыв. Идти на автобусную станцию и возвращаться в поселок? Пересидеть дома два часа и обратно за Ромкой? Во что они ввязались? И поможет ли им это?
— Что тебе доктор сказал? Он вылечит его? Ромка перестанет употреблять?
— Он ничего не гарантирует, доктор этот! Ромку прокапают, а дальше дело за нами, он сказал, за семьёй. Хоть ремнями его вяжи!
Людмила почувствовала, как слабость в ногах не даёт ей и шагу ступить. Сердце закололо и сжалось.
Зато сердце Маргариты Васильевны ликовало и пело, ей не терпелось увидеть родное лицо сына, обнять его, услышать голос. Она только вчера разговаривала с ним по телефону, но это всё не то, не то! Механический, измененный расстоянием тембр ничего не может дать против живого человеческого голоса. Электричка, как назло, медленно ехала, со всеми остановками, долго стояла на соседней платформе, пропуская какой-то скорый поезд. Но вот Маргоша проехала до нужной станции, потом несколько остановок на метро, потом немного на автобусе, а потом летела к дому матери как будто за ней гналась свора собак. Но дома никого не было. Она и звонила и стучала, а потом подрагивающими пальцами стала рыться в сумке в поисках ключа от квартиры. Ключ все не находился, и Маргоша заставила себя прекратить копаться в содержимом своей сумки. Зачем ей в квартиру? Там никого нет. Она вызвала лифт и постаралась ни о чем не думать. Мать сегодня должна быть выходной. Наверняка, они вышли в магазин… Маргоша спустится вниз к подъезду и подождёт их на скамейке. Возле подъезда никто не сидел, как она привыкла в годы своего детства и юности. Все эти соседки, которые судачили друг о друге, кошатницы и мерзлявые бабки в валенках и зимой и летом. Их она, что ли в самом деле боялась? Их гадкого языка? Ну так уже нечего и бояться. Половина из них на кладбище, а другая половина из ума выжила. Маргарита Васильевна села на лавку, покрытую облупившейся сухой краской, и принялась ждать. Она все сделала правильно, и все будет отлично. В ответ на ее мысли в вышине деревьев запела птица. Затем к ней присоединилась ещё одна, и тотчас показалась мать вместе с Олегом. Олег в руках нес белую прямоугольную коробку с темным узорчатым рисунком вдоль корпуса. Ну, конечно! Они вышли в магазин за ее любимым тортом "Птичье молоко". Олег старался идти ровно и медленно, чтобы не примять лакомство, но, увидев мать, сбился с шага. Мать тоже заулыбалась. Хороший знак для разговора о совместной жизни в одной квартире. При сыне Маргоша разговаривать с матерью не рискнула:
— Олег, ты поднимись наверх, торт в холодильник поставь, а мне нужно с бабушкой поговорить.
Олег хмыкнул и пошел наверх. Маргарита Васильевна заметила, как он изменился за неделю, что жил у бабушки. Он выглядел здоровым, обычным подростком. Не сравнить с той серой тенью, на которую он походил, пока безвылазно сидел в квартире в Серебристой Чаще.
— Так, так… И о чем же ты хочешь поговорить? Да ещё без детских ушей? — мать сделала нарочито подозрительное лицо.