— Куда?
— А ты знаешь Куперстаун? Деревня возле Олбани. Там музей бейсбола.
Он улыбнулся.
— Да, Сабрина. Он называется «Зал славы».
Дэн помолчал. После беспокойных зимних месяцев так хотелось весны. И оказаться с Сабриной за пределами института, наедине, это же по-настоящему революционная мысль!
— Давай так и сделаем.
От одного вида деревни Логану стало легко. Она расположилась на берегу озера. Это не традиционный туристический центр для жаждущих посмотреть поселение девятнадцатого века, и потому здесь тихо, спокойно. В первое утро после обязательного посещения музея бейсбола они молча шли рука об руку вдоль широкой, обсаженной деревьями улицы, разглядывая пряничные домики, вдыхая весеннюю свежесть.
— А я приезжал сюда давным-давно, — произнес Логан. — Но забыл, что здесь так красиво.
Сабрина изумленно посмотрела на него.
— Ты был здесь? А почему не сказал до сих пор?
— А я и сам не знаю. — Он беспомощно пожал плечами, как маленький мальчик, что ему очень шло. — Это было так давно, мы ездили всей семьей. И было неинтересно.
— Почему?
Фраза прозвучала не как вопрос, а как настоятельное требование ответа.
— Мать и сестра не хотели ехать. Они даже не пошли в музей со мной и отцом.
Она покачала головой.
— Это трудно понять. Там ведь так интересно.
— А мой отец… Помнишь таблички с именами великих игроков? Он почти все время продержал меня возле них, мучая вопросами, как на экзамене, — когда родился, каких успехов достиг. Отец проверял меня. А мне было лет восемь.
— А сейчас интереснее?
— Я бы сказал, да.
Она взяла его руку, и они молча пошли дальше.
— Расскажи мне побольше о твоем отце, Логан.
Он покачал головой.
— Сабрина, кое-что тяжело обсуждать. Понимаешь? Даже с тобой.
— Когда он звонит, что он говорит?
Несколько раз девушка замечала, как после разговора с отцом по телефону Дэн возвращался в комнату поникший.
— Да не знаю. Дело не в словах. В отношении. Все высмеивается, все принижается.
— Правда? — Она невольно улыбнулась. — На кого-то очень похоже.
Сощурившись, он посмотрел на нее. И вдруг до него дошло.
— Сеф Шейн. — Но тут же покачал головой. — Нет, не притворяйся психиатром-любителем.
— А я и не притворяюсь. Я просто слушаю тебя.
Он натянуто улыбнулся.
— Во всяком случае, было бы трусостью обвинять отца в своих собственных проблемах. Могу держать пари, что Стиллман и Ларсен делают то же самое.
— Нет. Такие люди даже не позволяют себе думать о подобном. Но в общем-то да. Их не особенно любят здесь. Совершенно очевидно, их недолюбливали в детстве. Иначе почему им без конца хочется слушать о том, каюте они великие. А все потому, что нутром они чуют цену своему величию.
— Я уверен, ты права. — Логан глубоко вздохнул, размышляя, как ее наблюдения проецируются на него.
Она сжала его руку.
— Но тут большая разница — у тебя хорошее сердце.
— Ты так думаешь?
— Прекрасная душа. Я знаю. — Она помолчала. — Может, ты это унаследовал от отца? Ты никогда об этом не думал?
В тот же день, позднее, они сидели на террасе превосходного отеля «Отесага», пили вино и смотрели на открывавшийся вид, напоминавший полотна импрессионистов: в отдалении на волнах сверкающего озера качались парусники.
— А как твой отец? — спросил Дэн. Она удивленно посмотрела на него. Впервые он задал такой вопрос. Его интерес к ее жизни был всегда очень поверхностным.
— Мой отец? О, я его очень люблю.
— Расскажи. Я знаю, что он преподает антропологию…
— Эхо хобби и моей мамы, — заметила Сабрина.
— А почему он для тебя такой особенный? Можешь считать, что я занимаюсь исследованием, вдруг я когда-то сам заведу детей.
Потягивая вино, она молчала, размышляя.
— Он всегда давал мне понять, что я — серьезная личность. Для девочки не может быть ничего важнее, чем чувствовать такую оценку со стороны отца.
— И не только для девочки. Для всех.
Она кивнула.
— Но, я думаю, для девочки особенно. Без этого она не может чувствовать себя… сильной в этом мире, понять, что способна делать все, что хочет.
— Сабрина, в этом случае нет разницы между мужчиной и женщиной. Поверь мне. Ощущение неуверенности или беспомощности не является исключительным качеством какого-то пола.
Она положила руку ему на плечо.
— Я понимаю, что ты хочешь сказать. Вы, американцы, верите в равенство полов. Но это наивно. — Она помолчала. — Ты ведь знаешь, как эта Уинстон говорит о силе?