— Гипноз?
— Да. Плюс сильное опьянение. Его напоили, чтобы выкрасть документы. Но он был слишком ценным, чтобы его отпустить. Его было нужно использовать снова. Конечно, он был под влиянием Серебряной Сандалии, ведь полиция первым делом заподозрила бы официанта. А этот официант хорошо известен в районе — его имя и профессию знают даже уличные мальчишки. Чтобы полиция не пошла по его следу, ей нужно было ослепнуть, но вдруг подвернулся мой секретарь. Ох, все это было спланировано — каждый шаг, каждое движение.
— Но я не врубаюсь, — находясь в замешательстве, прокурор перешел с официального языка на сленг. — Так много свидетельств о тщательном планировании, но в результате уйма лишних хлопот.
— Например?
— Рассеченные запястья. Все остальное почти скрывает убийство, но это — явный признак насильственной смерти. Но для достижения того же результата можно было воспользоваться более простыми и быстрыми способами. И подумайте об уликах, которые остались на месте убийства. Кровь и следы борьбы…
— Нет сомнений: сначала его одурманили, а затем рассекли запястья.
— Но если они могли одурманить его, то почему они не могли просто отравить его?
— И естественное продолжение вопроса: почему они не могли оставить труп на месте убийства? Вместо этого они отнесли его в людный ресторан и ускорили обнаружение?
— Я ничего не могу понять! — сердито признался прокурор. — Подумайте о том, какое хладнокровие нужно для того, чтобы надеть на мертвое тело весь этот металлический каркас!
Пальцы Колтона коснулись монеты на шахматной доске.
— Она стоит на нужном поле, а это значит, что я уже решил этот вопрос. Конструкция не была надета на мертвое тело.
— Но она была на нем.
— Она была надета до смерти.
— Вы имеете в виду, что убийцы заставили жертву надеть ее на себя? — окружной прокурор не мог скрыть ужас.
— Нет. Я имею в виду, что он надел ее не под принуждением. Он сделал это добровольно.
— Но?.. Почему?.. — выдохнул прокурор.
— Конечно. Здравый смысл и улики говорят об этом. Заметки о смерти, фотография, поданная бутылка вина, написанные им послания на папирусе, странные слова чревовещательницы — это именно она чревовещала, пусть даже все и утверждают, что последние четверть века она была глухонемой. Даже то, как его доставили в ресторан — все указывает на одно.
— То, как его доставили в ресторан? — Последняя фраза слепого заставила прокурора забыть все остальное. Он вспомнил, что никто не мог сказать, как странная пара добралась до входа, где их встретил официант. — Вы знаете, как они попали в ресторан?
— Через личную столовую, пристроенную специально для Филиппа Дж. Брэкена. Из его квартиры в нее ведет отдельный лифт.
— Квартира Брэкена! — окружной прокурор вскочил с места.
— Естественно. Вы, конечно, помните разговоры, ходившие десять лет назад, когда построили отель. С тех пор, как всем известно, он всячески уклоняется от публичности. Когда он вынужден провести несколько дней на суше, то он прячется в своем отеле и живет там, как затворник. Вы знаете это.
— И об этой квартире забывают, когда его нет, — окружной прокурор ходил по комнате перед столом проблемиста. — Я знал о квартире, но я даже не подумал о ней.
— Как и многие, — сухо заметил Колтон. — Люди помнят о том, что видят. А мой ум просчитывает все возможности, так как не забывает. Но сначала нужно сделать кое-что другое. То, что не может ждать.
— И квартира никак не соединена с верхним залом, — размышлял прокурор, ходя кругами.
— И когда Брэкен приезжал домой, он привозил с собой личных слуг. Но даже у Брэкена бывали моменты, когда хотелось общения. Его личная столовая соединяется с рестораном дверью, спрятанной за пальмой в вестибюле.
— Но ее не открывали уже годами, — вставил прокурор. — Я знаю. Она заколочена. Я помню, когда Брэкен установил ее. Он тогда…
Колтон оборвал его:
— Она открывалась прошлой ночью!
— Но кто-нибудь мог заметить, как они входят!
— Все было тщательно рассчитано. Внимание посетителей ресторана переключилось на новое представление кабаре. Двое гардеробщиков отсутствовали. Хотя вход в ресторан идет из вестибюля, он сделан так, чтобы праздношатающиеся не смогли заглянуть в зал из вестибюля. Женщине нужно было втащить мертвеца, сделав всего шаг из-за скрытой за пальмами двери. А дальше ей помогал официант. В тот час были заполнены только столики в центре зала, а те, что ближе к входу, пустовали. В нужный момент все смотрели в другую сторону. И вход был так далеко, что даже мои сверхчувствительные уши ничего не слышали.