— Мы еще увидимся? — поинтересовалась она на прощанье, тактично выражая лишь мучительное сомнение, сентиментальное сожаление о жестокости жизни, разлучающей близких людей.
На что я, впрочем, ответил:
— Это зависит не только от меня.
— А что, собственно, стоит между нами? — спросила она.
— Я уж и не помню! — сказал я. — Но глядишь, все уладится.
На том и расстались.
Вечер мы провели вдвоем с женой. Она изливала свои соображения о моей родне, в основном благожелательные и в то же время сдержанные, проникнутые пониманием и тонкими наблюдениями, из которых я заключил, что преувеличивал опасность. Нам было хорошо снова остаться наедине, и разговор о посторонних только сплотил нас, дал пищу для размышлений, тем более что я прекрасно знал жизнеописания всех родственников и мог набросать их портреты. И, как ни странно, благодаря тому, что жена тоже соприкоснулась с ними, я стал относиться к ним почти сочувственно… Наутро невестка пришла навестить мою супругу, и я увидел, что та довольна посещением; впрочем, жене брата еще дали поручение: выяснить, можно ли и остальным родным пожаловать с визитом, который они хотели бы нанести прямо сегодня. На этот вопрос было без колебаний отвечено утвердительно. И вот свершилось! Около часу дня все они прибыли — разряженные, немногословные, любезные, жаждущие прощения и примирения. Я мгновенно отметил, что прожитые годы благотворно сказались на родне, принеся с собой образование и опыт. Больше всего я боялся брата и старшего кузена, но оба отбросили привычную между родственниками заносчивую неуважительность и насмешливость, к тому же они, вероятно, отметили и во мне перемену к лучшему, поскольку свидание наше было проникнуто сердечностью и некоторой грустью, которая подсказывала, что все мы жалеем о годах, потраченных на бессмысленную ненависть. И тут я испытал несколько мгновений, оставшихся в моей памяти как минуты полнейшего мира и покоя на этом свете — я словно попал на Остров Блаженных. Сияло летнее солнце, вокруг синело море, не было ни дуновения ветерка; окна залы были распахнуты настежь; на веранде и на лужайке перед домом сидели и возлежали дамы и господа в нарядных светлых одеждах; цветы на столе, золотистое вино в бокалах с золотым ободком; из комнат доносилось си-минорное «Каприччио» Мендельсона в исполнении невестки; мой крошка сын сидел на коленях у двоюродного дяди, пожилая супруга которого любовалась необыкновенной красотой моей юной жены.