аэродромов, и железных дорог видимо-невидимо, оказалось очень сложной задачей. Да и погода дрянная
— сразу «прижало» на 50—100 метров. Шли бреющим до Москвы сравнительно спокойно. Потом
командир звена начал маневрировать: пошел вдоль Москвы-реки, выполняя развороты сообразно изгибам
темной ленты реки. Крыши огромных домов были совсем рядом. А вот промелькнули башни и стены
Кремля. Пот градом, голова вертится без малейшей остановки. Крыши, ведущий, облака, крыши,
ведущий, облака. Хорошо, что это было недолго. Тушино открылось на северо-западной окраине
Москвы, как раз возле реки и канала.
Садимся с ходу. Вытаскиваем из сапог плоскогубцы, помогаем техникам побыстрее заправить
самолеты бензином, сжатым воздухом.
В Тушино самолеты прилетели со многих аэродромов. Здесь и бомбардировщики, и штурмовики, и
истребители. Очевидно, наибольшая опасность для Москвы нависла с севера и северо-запада, поэтому
сюда брошена значительная часть авиации.
Вылетали парами. При низкой облачности это для маневра значительно лучше.
В первых двух вылетах с Мовчаном танков не нашли. Подожгли несколько автомашин и
обстреляли движущуюся колонну повозок. Истребителей противника в воздухе не было.
К вечеру погода улучшилась, облачность поднялась до 700—800 метров.
— Сейчас полетим строго на запад, под Истру, там обнаружены танки. Доложи, как будешь
атаковать.
Я доложил.
Через десять минут наша пара снова была в воздухе. Мотор работает отлично, Мовчан хорошо
виден слева впереди. Идем под облаками на запад. Под нами масса дорог — железных и шоссейных.
Четко выраженной линии фронта нет. Примерно в 15 километрах от Москвы начались пожарища и следы
разрывов артиллерийских снарядов. Количество черных воронок увеличивается, пахнет гарью,
видимость резко ухудшается.
Еще через несколько минут полета облачность поднялась до тысячи метров, видимость стала
значительно лучше.
Мовчан покачал крыльями: «Внимание».
Бегло смотрю вниз и, не отрываясь, следую за командиром. Он входит в пикирование, под ним
несколько маленьких спичечных коробочек. Фашисты! Это их танки.
Мовчан пикирует, стреляет, и видно, как пули ложатся рядом с танками, потом с искрами отлетают
от брони, снова взрыхляют землю возле него. Но... Танк резко разворачивается и врезается в лес. Деревья
почти засыпают его, и он останавливается. Замаскировался...
Открываю огонь по другому, но чувствую, что ничего ему не делается, этому бронированному
фашисту. Ничего, хотя стараюсь бить по смотровым щелям, по топливным бакам, вижу, что танк в центре
эллипса рассеивания...
Второй заход, третий. Ни один танк не горит, все забились в лес и нет-нет да и отвечают оттуда
орудийными выстрелами, когда выводишь самолет из пикирования.
Обидно. Бомбы сюда надо, реактивные снаряды...
Мовчан, где Мовчан? Впереди мелькнула тень, это он. Командир выполняет вираж, впереди и
сзади него по «мессершмитту».
Резкий разворот с набором высоты, и впереди, в прицеле, «мессер». Очередь, вторая... Мимо!
Фашист резко отворачивается вправо и уходит со снижением на запад.
Мовчан непрерывно стреляет по первому, который уже дымит, пытается выйти из боя. Но
командир не выпускает его, непрерывно «подрезая» ему развороты, и стреляет, стреляет из двух
крупнокалиберных пулеметов БС.
Фашист уже идет по прямой на запад, высота его не больше ста метров, он дымит, но не падает.
Мовчан не отстает, а я смотрю назад и по сторонам: как бы нас не атаковали другие. Вокруг серенькие
комочки: пять, шесть, и вот уже их несколько десятков. Это разрывы малокалиберных зениток.
Смотрю вниз. Мовчан делает левый боевой разворот, а под ним пятно черного дыма с пламенем.
Упал фашист, упал! Радостно становится после победы.
Виктор Сергеевич качает крыльями и разворачивается. Зенитки бьют непрерывно. Никак не
удается правильно установить подвижный лимб компаса, чтобы определить курс полета. От резких
эволюции плавающий лимб компаса крутится то в одну, то в другую сторону, и куда мы летим — не
имею никакого понятия.
Наконец обстрел прекращается, идем в нормальном горизонтальном полете. Но что это? Компас
показывает запад.
Мовчан покачивает крыльями и разворачивается на восток. А горючее? Хватит ли? А зенитки?
Опять идти через них?
Мовчан резко набирает скорость, я отстаю метров на двести. Командир идет ниже облаков: они
пристреляны зенитками, лучше идти ниже.
Снова комочки разрывов слева и справа впереди, снова маневр. Но вот Мовчан покачал с крыла на
крыло и резко пошел вверх. Понятно! Впереди небольшой просвет и «окно», через которое выглянуло
солнце.
Мовчан вошел в рвань облаков, пробил их и идет между слоями. Он хорошо виден впереди на
удалении двухсот — трехсот метров, не спускаю с него глаз. Но вот его самолет пропал в облаках.
Не удалось пробить весь слой, слишком маленькое было «окошко». Зенитки уже не бьют, но
командир потерян. Смотрю на приборы. Опыта полетов в облаках нет. Так, изредка, под шторкой, давали
нам в школе потренироваться.
Высота 1500 метров. Плотная облачность облепила самолет, словно вата. Пот льет ручьями, но, как
ни стараюсь, никак не могу удержать высоту, она все время падает, да и кренит влево непрерывно. Пять
минут показались вечностью, и я даже обрадовался, когда не вышел, а буквально вывалился из облаков в
правом развороте со снижением на высоте 600 метров.
Тушино. Перед посадкой заранее переключил подачу топлива на аварийный бачок. На посадку иду
через высокий берег Москвы-реки на город.
На земле Мовчан уже ждет меня, в глазах чуть-чуть просвечивает довольная искорка. Он рад, что я
добрался, условия для полета при моей подготовке были тяжелыми.
— Ну-с, как с горючим?
— Переключил на кругу.
— Хорошо, а шел где?
— Сколько мог — в облаках.
— А сколько точнее, десять, пятнадцать минут?
— Нет, около пяти.
— Да-с! Нужно потренировать тебя как-нибудь в облаках. Ну. а пока пошли на КП докладывать о
выполнении полета.
Вскоре возвратились на свой аэродром. Опять штурмовка, разведка, сопровождение
бомбардировщиков.
...Хорошо после трудного полета посидеть у сосны на теплом чехле. Отсюда видно, как взлетают
истребители на боевое задание. Туда, где ты только что был. Вот взлетает один, второй, третий
истребитель. Это Чуфаров вылетел за Каширу звеном. Но что это? Пошел «миг» на взлет и... мотор
обрезал. Мотор гудел, ревел и вдруг затих, а самолет, почти набрав взлетную скорость, вдруг уменьшил
ее и помчался прямо в лес. А в самолете Петя Токарев. Он был четвертым в звене Чуфарова...
«Тормоза, сильнее нажимай на тормоза». Но и тормоза не помогли. Хвост поднимался от
торможения, а самолет быстро приближался к лесу. Вот его носовая часть оказалась между деревьями,
потом и сам он с треском влез в гущу стволов. Посыпались подкошенные деревья и скрыли за собой
хвост самолета. «Все! Наверное, конец! Как же так, погибнуть на своем аэродроме!»
Со всех сторон к месту происшествия бегут техники, механики, мотористы. Я тоже срываюсь с
места. В конце пробитой просеки в 10—15 метрах от опушки леса стоял «миг», общипанный,
ободранный. Носовая часть смотрела вверх — в небо. Запомнился трехлопастный винт: загнутые его
концы напоминали метелку. А Петя Токарев стоял рядом невредимый. Его светлые волосы были влажны,
на лбу кровоточила ссадина — «поцеловался» с приборной доской. Легко отделался!
Отказ мотора на взлете. Виноват либо техник, либо летчик, если не прогрел мотор достаточно на
земле. Николаев вечером подробно разобрал эту аварию и потребовал от всех точно выполнять указания