И еще, по мнению папы, та община, что веселилась возле пруда на Аппиевой дороге, привлекала Аарона благородством происхождения. Ах, как много говорят слова о праве ходить босиком только среди своих. Действительно происхождение графское или княжеское много значит, даже для церкви. Ведь и ему, тогда учителю Герберту, отказали в архиепископстве в Реймсе потому, что он не из благородных. А ныне он стоит над всеми архиепископами самых благородных кровей. Что возвысило его над ними? Сила учености, перед которой не устоит сила крови.
— А разве это не твоя сила, мой молодой друг? Разве кто-то из княжеских или королевских сынов стоит ближе к наместнику Петра, чем ты? Отныне ты стоишь еще ближе, чем доселе. Боюсь, что я стар и слаб здоровьем, и если хочу жить дольше, то также и для того, чтобы можно было поддержать тебя — увидеть, как из способнейшего ученика становишься учителем, увидеть, как возвышается твоя мудрость и ученость, возвышается над теми, кого легкий путь привел из графских и княжеских замков в аббатства и епископства. И еще одно скажу тебе: какому графу, какому князю, какому королю родовая кровь дает то право, которое тебе даровано, Аарон, и которым ты только что воспользовался: право сказать тому, кто стоит над всеми королями: "Отпускаю тебе грехи твои. Ступай с миром".
А под конец папа добавил, что ему не трудно догадаться — та картина веселья привлекла Аарона своей беззаботной, торопливой любовью, которой предавались красивые девушки и их двоюродные братья.
— Я никогда не был твоим исповедником, но думаю, знаю тебя настолько, чтобы сказать: если ты грешишь против чистоты, то лишь мыслию, а не телом. Неизмерима сила женской привлекательности, Аарон, и так угодно было господу, чтобы обладала она таким могуществом в этом мире, и я не думаю, что такой уж грех прославлять ее в стихах, в изваяниях или в звуках. Но припомни, сын мой, как ты жаловался, когда я с тобой познакомился, что не можешь ходить в саксонскую школу, так как там надо дорого платить грамматикам и риторам. Но ведь платить надо за все. Так уж оно есть, за одно сокровище приходится отдавать другое. За сокровище мудрости ты должен заплатить сокровищами, которые могла бы дать твоей молодости любовь женщины. И также за сокровище могущества отпускать грехи. Помнишь, три года назад, когда я в базилике Петра получал епископский паллий из рук святейшего отца Григория, меня спросили, что я думаю о священнических браках. В соответствии с правилами отцов я ответил, что признаю брак для пресвитеров, но не для епископов. Но последнее время я начинаю думать, что, может быть, святой дух открыл Григорию Пятому и клюнийским аббатам правду, простым глазом невидимую: может быть, действительно не только епископы, но и пресвитеры должны отказываться от женской любви, даже от супружества. Именно потому, что за это приходится платить: платить за право принадлежать к общине, имя которой церковь. А за такую силу стоит заплатить отречением и отказом даже самым ощутимым.
— А разве древние мудрецы, святейший отец, платили отказом от любви за богатство знания? — прошептал Аарон, опустив глаза.
— Я рад, что ты спросил об этом смело, вместо того чтобы ломать голову над этим вопросом в бессонные ночи. Некоторые платили, но большинство нет. Но кому из них, сын мой, дарована была сила отпускать грехи? И во-вторых, поверь мне, хотя церкви не удалось доселе сравняться с ними в писании стихов, изучении звезд и чисел, в зодчестве и музыке, я думаю, что те мудрецы, которых церковь лелеет, как свои прекраснейшие цветы, лучше древних мудрецов постигли достохвальное умение исследовать глубины душ человеческих. Я уже намекал тебе об этом перед исповедью. Взгляни хотя бы вот на это чудесное лицо, высеченное из мрамора. На нем следы раздумий о самых удивительных вещах. Но когда проживешь и передумаешь столько, сколько я, то не будешь сомневаться, что это изумительное лицо размышляет о вещах хотя и удивительных, но таких, что творятся вне пределов души, а не в глубинах ее. Поезжай хотя бы в Кёльн или в Трир: ты увидишь там статуи, которые вышли из рук ученых монахов. Некрасивы их лица, с этим и в сравнение не идут, высечены неумелой рукой, но как только глянешь в лицо — и нет сомнений: в глубины своей души обратил горестное раздумье человек, которого статуя эта изображает… А выслушанная сегодня исповедь научила тебя, сын мой, понимать, который мир интереснее: тот, что окружает человека снаружи, или тот, другой, в самом человеке находящийся? А ты, Аарон, ты, который получил могущество заглядывать в каждый такой таинственный мир, могущество обнажать души и руководить ими, ты завидуешь смуглым девчонкам и мальчишкам, предающимся грешной любви?!