Ибн-аль Фаради вовсе не оскорблял распятого, наоборот, никогда не произносил имени Иисуса иначе как с добавлением слов "великий пророк бога", но Аарона наполняли ужасом и отчаянием многочасовые доказательства араба, что в рождение от девы и воскресение из мертвых не может верить ни один просвещенный ум.
— Это такая же сказка, — говорил он, попивая апельсиновый сок, — как та, которую рассказывали Филострат и Гиерокл о воскресении Аполлония Тианского, но та куда интереснее, чем ваши рассказы о благой вести, потому что написана хотя бы красивым греческим языком.
— Но ведь ты же признавался, — со слезами в глазах спросил Аарон, — что сам вопреки тайной науке других не веришь, что бог и вселенная — это одно и то же, а что бог — это мудрейшее всемогущество, которое образовало из себя безграничную вселенную и сразу же после создания отделило ее от себя, как творение, находящееся бесконечно ниже божественного существа?
— Да, говорил, но что тут общего со сказкой о воскресении человеческого тела из мертвых?
— И еще ты говорил, что наша земля — это лишь жалкая пылинка, брошенная волей божьего всемогущества в волны безграничного океана, который, по твоим словам, и является тем космосом, творением низшим, чем существо самого творца?
— Говорил, но…
— Так слушай, — с радостным оживлением воскликнул Аарон, если ты хоть немного понимаешь и уважаешь основы логики, то ты не можешь не признать, что для божьего всемогущества ничуть не труднее создать одно человеческое тело без отца и воскресить это тело из мертвых, чем породить своей волей такую громаду, как космос. Ведь если вселенная — пылинка перед богом, то земля — пылинка по сравнению с космосом, так сколь же нетрудно для творца космоса придать в каком-то случае новые свойства человеческой природе, которая всего лишь пылинка даже по сравнению с землей? И при том в таком особенном случае, как человеческое тело, в форму которого именно сама божественная природа захотела воплотиться?
Ибн аль-Фаради отпил большой глоток апельсинового сока.
— Мы не понимаем друг друга, — сказал он сосредоточенно. — Разумеется, если бы всемогущество божье пожелало, оно могло бы создать человеческое тело без участия отца и воскресить его после смерти. Но логика не дает мне никакого доказательства, что всемогущество божье именно этого захотело. Зачем, спрашивается? Ты говоришь, затем, чтобы самому в это тело воплотиться. Но вот именно это и невозможно. Именно логика заставляет исключить всякую возможность такого желания в мыслях бога. Для верующего в то, что бог является всемогуществом, кощунственна уже одна мысль о том, что безграничное всемогущество и всемудрость может унизиться до воплощения в столь жалкую форму, как человеческая натура. Ты только подумай, юноша, хотел ли бы ты, столь много знающий и могущий, преобразиться в ничтожную пылинку, оскверняемую нечистотами ящерки? А что, собственно, ты можешь и знаешь, если сравнить это с могуществом и знаниями бога?
Аарон повесил голову. Именно в этот момент он больше всего пожалел, что завел с арабом такой разговор.
Оказывается, не только в Египте и Вавилоне была скрыта от взора мудрецов конечная цель, к которой должна следовать всякая сила. Вы же точно такие, как они. Ты полагаешь, ученый муж, что мысль бога руководствуется теми же основами логики, что мысль пылинки, которой является человеческая натура. Ты не понимаешь, не хочешь понять, не можешь понять, что сила, вытекающая из мудрости, не самой себе должна служить, а доброте и любви. Человеческая сила, не говоря уже о божьей, которая не должна, а просто хочет служить доброте и любви…
— Ну и служи доброте и любви, а меня оставь в покое, я буду служить только мудрости, — зевнув, ответил Абдаллах Ибн аль-Фаради.
— И буду служить! — с жаром воскликнул Аарон.
С таким же жаром он вновь бросился в водоворот дел, связанных с выкупом невольников. На сей раз это шло куда легче, чем в первое пребывание в Кордове. Вопреки предположениям Аарона смена халифов повлекла за собой немалые перемены. Его засыпали просьбами, оказалось, что хотят вернуться в землю отцов несколько десятков несчастных, которые еще полгода назад чудовищно богатели, управляя дворцами, занимаясь доставкой товаров, виноградниками, рынками, мастерскими, — в одну бурную ночь эти люди потеряли все, кроме жизни. Аарон принимал их с распростертыми объятиями, нередко со слезами радости и любви, целые дни проводил он в переговорах с мухтасибом, от которого получал взамен за многие фунты серебра груды каллиграфически исписанных бумаг, свидетельствующих, что такой-то и такой-то выкупил себя пред владыкой правоверных из невольничьего состояния.