На другой день она решила повести его дальше, до обширной поляны среди эвкалиптового леса, где даже сейчас, ранней весной, уже росла приятная на вкус травка, где бежал по песчаному с блестками слюды дну неглубокий ручей.
Буря ночью прекратилась, светило теплое весеннее солнце. Бел Бел с гордостью заметила, насколько увереннее держится на ногах трусивший рядом с ней жеребенок. Она не торопила его и часто останавливалась, чтобы пощипать травы, пока они двигались под сенью снежных эвкалиптов или по длинным открытым прогалинам. При этом Бел Бел каждый раз, прежде чем покинуть укрытие, останавливалась и внимательно всматривалась в открывающееся пространство. Оглядывая таким образом большую солнечную поляну сквозь завесу кожистых листьев снежных эвкалиптов, она увидела гнедую брамби, которая паслась в некотором отдалении около ручья.
Бел Бел застыла на месте и продолжала наблюдать, но быстро узнала гнедую кобылу Мирри из одного с ней табуна. В годовалом возрасте Мирри поймал скотовод, но она сумела сбежать. Из-за этого она очень опасалась людей, и они с Бел Бел часто убегали вместе от табуна, когда им казалось, что остальные лошади подошли к людским хижинам слишком близко.
Бел Бел тут же разглядела что-то темное на земле рядом с Мирри и догадалась, что у той тоже родился жеребенок. Поэтому она смело повела сына в их сторону.
Завидев Бел Бел, Мирри приветствовала ее тихим ржанием, а та, слегка выгнув шею, горделивой походкой направилась к гнедой брамби рядом со своим белым сыночком, думая о том, как прекрасны его серебряные грива и хвост и как в свое время они будут казаться брызгами водопада, когда он будет мчаться галопом.
Мирри тоже была рада ее видеть.
— Привет, Бел Бел, — сказала она, — какой у тебя красивый сын и тоже совсем светлый! Разбужу-ка я своего соню, надо и мне похвастаться.
И она толкнула носом лежащего у ее ног ярко-гнедого жеребенка.
Тот сонно поднял голову, но, увидав чужих, сразу проснулся и с некоторым трудом поднялся на ноги.
— Красивая голова, умная, — одобрительно сказала Бел Бел. — А как ты его назвала?
— Ураганом, — ответила Мирри. — Он родился в наихудшую погоду две ночи назад. А твоего как зовут?
— Таура, в честь ветра. Он тоже родился той ночью. Они будут добрыми друзьями не меньше года.
Матери с глубокомысленным видом покивали головами: так повелось у диких лошадей, что юные жеребята держались какое-то время вместе после того, как покидали матерей. И это продолжалось до тех пор, пока они не достигали того возраста и той силы, которые позволяли им драться за одну или двух кобыл, чтобы начать создавать собственный табун.
Ураган и Таура с любопытством обнюхали друг друга, а потом оба повернулись к своим матерям, чтобы пососать молока.
Наступили весенние солнечные дни, трава росла свежая, зеленая и нежная. Обе кобылы не покидали поляны с травой, они ели траву, нежились на солнце, пили холодную чистую воду и скоро снова сделались сильными и гладкими. Суровая зима осталась позади, и молока у них для жеребят было вдоволь. Те тоже окрепли, играли, и скакали, и катались по траве.
Вскоре они научились узнавать больших клинохвостых орлов, парящих в небесной синеве высоко над ними, распознавали крики горных сорок и не боялись дружелюбных больших серых кенгуру или маленьких коричневых кенгуру валлаби.
Жеребята не уступали друг другу ни в силе, ни в росте, и как только они смогли следовать за своими мамашами на далекие расстояния, Бел Бел и Мирри, которым не терпелось уже присоединиться к своему табуну, на рассвете двинулись на юг.
Они шли между скал по горному кряжу, поросшему снежными эвкалиптами, и поздно утром вышли на огромный открытый склон, который был частью глубокой котловины среди холмов. Бел Бел и Мирри остановились на границе леса, чтобы поговорить со своими жеребятами.
— Никогда не выбегайте на открытое пространство, не осмотревшись как следует, — предупредили они.
Жеребята не увидели ничего, кроме крутизны, покрытой снежной травой, и отвесных скал, уходящих куда-то вниз, а в другой стороне — каменистый, поросший лесом склон.
— Там мы проведем часть лета, — объяснила Бел Бел. — Людям и скоту там не пройти, зато для нас будет вдоволь корма.
Ни Таура, ни Ураган не поняли, о чем идет речь.
— Там, внизу, — продолжала Мирри, — течет река Крекенбек. Вода в ней вкусная, прохладная, ее хорошо пить в жаркие дни, а кое-где на песчаных берегах молодым есть где покататься по песку.
Наконец брамби вышли на открытый склон, не отдаляясь при этом от спасительного леса. Таура и Ураган испытывали приятную усталость, так что им даже не хотелось резвиться. Вскоре они заснули на солнцепеке. Довольные Бел Бел с Мирри паслись неподалеку. Вокруг царил покой. Слышалось, как поодаль течет река, полноводная и бурная после таяния снегов, да иногда крики сорок, но в остальном стояла глубокая тишина. Даже кобыл стало клонить ко сну, как вдруг раздалось пронзительное ржание напуганного Тауры.