- Гэля! - говорит хмурым голосом. - Сколько раз тебе повторять: нельзя одной. Ты же знаешь: мама волнуется!
- Ну и зря, - заявляет девчонка преспокойно. - Я уже эту дорожку наизусть знаю: вот так, и так, и так... А вы все не пускаете!
Ну, он ее - за руку, и поволок за собой! Далеко уже отошли, вдруг она оборачивается.
- Мальчик! Спасибо за рыбку!
Вот чудачка! Как будто я ей подарил карасика.
...В этот день был прибой, и купаться меня не пустили. Мама с тетей Леной пошли по магазинам. А я катался на кольцевом троллейбусе. Сделал четыре круга - надоело, слез.
На остановке цветы продавали. Длинные такие, красные, желтые, всякие. Издали посмотришь - как будто костер в ведре. И как-то незаметно мысли мои с этих цветов перескочили на сад, где вчера был. Думаю: почему травки, самые незавидные, проволокой огорожены? Что за фокус - воздух спичкой поджигать? Девчонка тоже припомнилась. Разговаривает смешно, как большая, а саму по саду гулять не пускают.
Я и вскочил в автобус - одна остановка всего.
Вот так сад, ну и сад!.. Я думал: запросто вчерашнее место найду, где "мохнатусы" эти красуются. И вроде узнал дорожку, иду, иду... Кругом деревья, листья сверкают, колышутся... Нет, не то место!
Бродил, бродил, даже ноги загудели. И вдруг приметные кусты - в белом цвету, тяжелом и пышном. В кустах проволока прячется. Ага, вот оно!
Кончились кусты, а за ними... дом. Да, обыкновенный, одноэтажный. Крылечко с навесом. На крылечке рыжий котище спит. Очень ты мне нужен!
Крякнул я с досады, запустил в кота веточкой. Он глазами - сверк, и - мя-а-у! И тут же выбегает из дверей девчонка. Та самая. Гэля или как ее там. В руке - морковка обгрызанная. Кот ей в ноги - трется, выгибается. Она ему сейчас же - морковку. Тот понюхал для приличия, и снова кричать. А она уговаривает:
- Ешь, ешь, Базилик. Морковь - это лакомство гномов. Знаешь, таких лесных человечков. Отнесешь им вечером миску морковок - а утром в миске золото...
Ну, не видел я таких - котам сказки рассказывать! А она еще села на ступеньку и запела:
Обо мне все люди скажут
Сердцем чист и не сбесив...
Услыхал я это "не сбесив" и с хохотом из-за кустов вылез. Она голову ко мне поворачивает:
- Кто там?
Вот чудачка, не узнала. Я говорю:
- Забыла? Рыбу тебе вчера ловил. А вообще-то я - Сергей.
- Ну, заходи, Сережа.
Зашел я. Сел на крыльцо. Сидим, кота гладим, а он и рад. Я говорю:
- Это кто тебя вчера увел? Брат?
Усмехается.
- Такой большой разве может быть братом? Это дядя Костя. Мы с мамой к нему приехали хвойным воздухом дышать, чтобы я окрепла.
Посмотрел я на нее: пальцы - палочки, и уши маленькие, просвечивают, точно раковины. С воздуха окрепнешь! Опять молчим. Только и слышно: деревья шумят, как море. Птицы начали голоса пробовать:
- Ци-ци-ци!
- Тень-тень-ти-у!
Гэля спрашивает:
- А какие птицы певучие?
- Я не знаю! Их не видно.
- Тебе тоже не видно? - удивилась.
Вот как туго соображают некоторые люди! Я и не придумал, что отвечать. И вдруг она говорит:
- А мне совсем ничего не видно.
- Ты бы еще потемнее очки напялила! В тени бы хоть сняла!
Она послушалась сразу.
Я еще ничего сообразить не успел, а меня свело всего - не дохнуть.
Большие у нее были глаза. Темно-синие. И смотрели прямо на солнце - не жмурясь, не мигая.
Она вздохнула. И говорит прозрачным своим голоском:
- Без очков - все равно. Я ведь слепая.
Что-то рухнуло, обвалилось у меня в душе...
Я почти каждый день ходил в сад. Меня без билета пускали - дядя Костя попросил. Он и вправду оказался научный работник. На участке этом, огороженном, опыты проводил. У него там редкие, самые тропические растения.
И про Гэлю я все узнал. Она скарлатиной болела, маленькая, ну, осложнение... Мать ее - дяди Кости сестра, а живут они вообще в Минске. Оттуда в Одессу поехали, думали - можно операцию. Не знаю уж, почему, но оказалось - нельзя. Мать ее очень переживала. А Гэлька сама? Ну, что она понимает? Она ведь даже не знает, что значит видеть.
Я пробовал сидеть с полчаса, зажмурившись, но разве - то? Веки красным просвечивают, и свет, и тень чуешь... Конечно, Гэле я ничего такого не говорил, а просто старался играть с ней и ходить повсюду.
Она ведь не такая, чтобы плакать или там ныть. Везде лезет, все ей надо узнать. Идет, за руку мою держится и быстро-быстро бормочет:
- Ах, как автобус тарахтит! Ухо заболело. А люди как громко разговаривают! Второе ухо заболело. Значит, уже базар. Сережа, давай мороженое купим!
А в саду? Хозяйкой ходит. У цветов, у деревьев названия такие, что язык вывихнешь, - а у нее так и слетает: кельрейтерия, традесканция, филлокактус! И еще меня поправляет. Возьмет цветок в горсть, носом зароется.
- И не китайский чубушник, а амурский! Китайский не такой тебе!
Любимые ее цветы - душистые: лаванда, шалфей мускатный. Миртовые листики потрет между пальцев: ах! Сама - как заяц: брови наискосок и очки, будто глаза косые...
И когда это врачи научатся всем операции делать?
К дяде Косте на опытный участок мы нередко захаживали. Сначала он на меня вроде ругался, а потом ничего, привык. В оранжерею нас повел.
Очень это интересно - оранжерея! Вся из стекла. Вдоль стен трубы толстые проложены. Отопление! Такие тут растения - им и крымской жары мало.
Чувствуешь себя в этой оранжерее, как в бане, в парной. Зелень сочная, скользкая, жирно блестит. А дядя Костя рассказывает, куда какое дерево годится. Мне больше такие нравились, что плоды вкусные дают. Авокадо, например, или хурма, или фейхоа. А Гальке - из которых лекарства делают... И самый ее ненаглядный - саркоцефалюс. Дядя Костя говорил, что это дерево - аптека африканских саванн. Корни сушат делают присыпку для ран. Настой листьев - от лихорадки. Кору жуют, когда зубы болят. И листья, и кора, и само дерево - все в дело годится.
- А вот это, - говорит дядя Костя, - "волшебное яблоко". Знаете, как в сказке: упал богатырь чуть дыша, а яблоко съел - и опять мечом замахал. Это у нас растет в Приморье. Элеутерококк! Запомните! Замечательное средство из него получают - бодрит, освежает, снимает усталость. Заменитель "корня жизни" - женьшеня.
Я спросил:
- Дядя Костя! А вот у вас еще участок есть - там все такое маленькое... невзрачное... Колючки одни. От них-то какой толк?
Не знаю, почему, но он рассердился. Лицо такое стало - ну, прямо, как у директора школы, когда тебя в кабинет вызвали по причине разбитого стекла...
- Предупреждаю, - сказал он скрипучим голосом, - самим никуда не лазать! Ничего не трогать! И боже упаси - рвать!
Как будто я всю жизнь мечтал - колючки рвать! Ужасно странные люди - эти ученые.
А он встал - руки в карманы. Глаза куда-то далеко уставились. Засвистел. Получилось вроде песенки "Далеко, далеко, где кочуют туманы..."
Я тихонечко Гэльку за руку и - задний ход!
Уселись мы с ней в беседке. Я спрашиваю:
- Отчего это дядя Костя такой сердитый?
Она ладошкой машет.
- И вовсе не сердитый! Он волнуется. Его запланировали.
- Как это - запланировали?
- Поставили в план - лекцию читать. Для трудящихся. А он говорит: "Мой репертуар известен. Я не пластинка, чтоб сто раз прокручиваться. Перед слушателями стыдно". А мама говорит: "От тебя вовсе не требуется Америку открывать". Дядя Костя как закричит: "А почему мне зажимают рот?" А мама говорит: "Потому что ничего еще не ясно!" А он: "Все равно, все равно, главное - поставить про... проблему!" Потом я у мамы спросила: "Зачем дяде Косте рот зажимать?" Она объяснила, что никто ему не зажимает, а просто он не согласен. Он хочет об одном лекцию читать, а запланировано о другом. Вот он и разнервничался.