-В космос поднимаемся, рак побеждаем, «Титаник»…тьфу! – я плотнее прижимала маску-фильтр к носу, машинально, не вдумываясь, за окном свирепствовал ветер, вернее, то, что раньше было ветром, а теперь стало лишь одной пылью. Если эти стёкла не выдержат – будет туго, хорошо, что скоро зима, зимой ведь снег, не может быть пыли, да?
Мы все тогда так думали. И армия, которая постепенно стягивалась поясом вокруг города, перекрывая границы, и политики, что пытались продвигаться за счёт общей трагедии, и церкви, и простые обыватели, уставшие от масок. Эту зиму благословляли задолго до её прихода, и, наверное, ни одной зиме не были так рады, как в тот год радовались мы, дети, решившие, что вот в этом году нас не напугает даже самый жуткий холод, и мы всё равно пойдём лепить огромную снежную бабу.
-Это какой-то бред, - промолвила мама, глядя в щёлочку меж досок на заколоченном окне, - холодит по-зимнему, но добавилась пыль.
Больше не было снега, больше не было дождя. Была пыль. Нельзя было выходить на улицу, нельзя было жечь электричество больше двух часов в день (потом свели к получасу), нельзя было выращивать цветы и собирать их тоже. Пластиковая едва стала нашей реальностью, маски-фильтры – неотъемлемой частью жизни, да ещё очки, чтобы защищать от пыли глаза. Исчезло телевидение – из-за пыльных бурь были перебои с электричеством, исчезла уверенность в завтрашнем дне. Все разбредались по домам, выходя только по особенному разрешению на службу, да в магазины, если получали допуск. Экономика рушилась ко всем чертям, и теперь за счастье было прожить день без того, чтобы тебя настигли где-нибудь страшные новости с жуткими непонятными словами и сочетаниями: обвал, крах, кризис…
Из крана бежала вода ржавого цвета, водопровод стал сбиваться с привычного и мерного ритма, забивался и засорялся. Нас три раза за месяц спасали от позорного засора, но пыль оседала всё плотнее и толще. Мы превращались в какой-то странный клубок и хаотичное сплетение механического движения: проснуться, сменить ночную маску-фильтр на дневную, протереть постели от пыли, промыть руки, промыть глаза, позавтракать пластиком из пластиковых тарелок, убрать их в пластиковый мешок, прополоскать рот водой с привкусом йода, сплюнуть в раковину, промыть глаза, промыть руки этой же водой…
-Я человек ритуалов, - говорила подруга моей матери в моих воспоминаниях. Я помню, как Элла (так ее звали), приходила к моей матери каждое воскресение, приносила мне и сестре по подарку, всегда одинаковому, подобранному с любовью и нежностью, упакованному её собственными руками, явно не наспех, не в знак формальной вежливости…
Элла сидела на кухне, положив одну ногу на другую, курила, разглядывая свои стройные длинные ноги, обутые в дорогие туфли. Она вообще часто так застывала, с сигаретой во рту, задумываясь, разглядывала то себя в зеркале, то крутила пальцами роскошные светлые волосы, то принималась изучать маникюр. Чем она занималась – я не знаю, но ей было весело у нас в гостях. Она сидела с обеда до вечера. Я любила её визиты. А вот папа ненавидел.
-Бездельница, опять прокурила всю кухню! – кричал папа, - я не могу её выносить в своём доме!
-В твоём? – тихо спрашивала мама и едва заметно усмехалась и папа как-то сразу стихал, сдавался и пинал неизменно стоящую на кухню тумбочку с хлебницей, вечно открытой, чтобы плесень не трогала хлеб.
-В нашем, я хотел сказать в нашем, - примиряющее отвечал папа и старался перевести тему. С Эллой он вообще разговаривал сквозь зубы, словно его тянули за волосы…
В тот вечер, перед тем, как пластик окончательно зашел в нашу жизнь, Элла сидела на нашей кухне.
-Я человек ритуалов, - говорила она, закуривая неизменную сигарету.
-От пыли и так не продохнуть, - укорила её мать, но не сказала больше ничего на этот счет.
-А мне воздух не нужен уже, - отмахнулась Элла, - всё равно… чем так, пусть лучше мои ритуалы останутся со мною.
А ритуалов у неё было много – сигареты, три чашки кофе в день, хорошая неделя должна начинаться с маникюра… всё это кануло в нашем пыльном мире. Это походило на войну, только с врагом нельзя было сладить.
До нас доходили слухи, что учёные то там, то здесь создают новые экраны, развеивают пыль, промачивают воздух, и… ничего. Пыльная буря, в лучшем случае, возвращалась на следующий день прежней, и не набирала силу. Но иногда она, будто бы разозленное животное, мстила, и, набрав в себе силы, пыли, ярости, обрушивалась на города и деревни, поля и скот, случайно оставленный не под крышей. И всё меньше слышали мы про людей, и всё больше пыли витало над городом, который становился склепом.