Сестры не стало через три дня, матери через восемь дней. Я осталась одна – отца забрало ещё перед зимою, впрочем, может быть он, как и прежде «сам ушел»? – я не знаю. Мои чувства тоже притупились. Кажется, в кожу впиваются кусочки пыли, иголками ранят, но иголки те, хоть и серебряные, но тупые и только оставляют след.
Раньше у меня были звезды, раньше у меня было небо, стихи, сестра, мать… теперь никому нет дела до звёзд – все хотят жить, теперь нет никому дела до неба – все хотят выжить, и мои стихи, сестра и мать померкли в сравнении с нынешними законами жизни, и собственной ценою существования. Только вот Лилия…
Моя бедная Лилия! Вот, пожалуй, кому было хуже, чем мне.
Я всегда полагала, что я аккуратный человек, что мои стихи, как и моя жизнь размещаются по строгим полкам, но оказалось, что ничего из этого неправда. Всё было ложью, даже полки. Они едва-едва держались на крючках. Одна даже упала. Если бы не высокие сапоги от костюма защиты, я могла бы повредить ногу, смешно! Я была бы даже рада этому исходу. Я поняла бы, что живу.
Я собрала стихи, какие нашла, упаковала их в какой-то пакет, чтобы сберечь последние следы чернил на листах и пошла к Лилии. По веревке. Сквозь пыль. Это было бы геройством, но Тимка – вот он, вождь и выживалец моего времени, сказал бы, что я сумасшедшая. Но я была уверена, что поступаю правильно.
Только вот поздно. Лилии не стало за пару часов до моего прихода. Последний человек, которого интересовали мои звезды, оставил меня. Вот, что значит, потерять смысл. Вот, что значит лишиться всего. Привкус пыли остаётся на губах, ещё живых, но уже пепельных. Я не знаю, как я выгляжу в эту минуту, но, кажется, безумно.
Как хорошо, что из-за пыли день и ночь неотличимы. Можно слепо брести вперед, не разбирая дороги и мало кого встретишь, а если и встретишь, никто не взглянет на тебя. Мы живём, чтобы выживать, а не жить. Мы просыпаемся для этого, мы носим свои фильтры-маски для этого, но стоит ли…так? Может быть, и Элла, та, которую, ненавидел мой отец, была права? К черту маски, датчики, костюмы? Ангелы, ждите меня! Дождитесь! Проводите меня серебряной песней.
Маска прилипает от вечного пота ко рту, к ушам, к носу. Отдирать больно, а воздух, отравленный и серый, мертвый, истлевший, обращенный в пыль, сразу же забивается в легкие, подхватывает всю мою жизнь, все мои стихи, все мои слова и мысли. Глаза забиваются пылью. Я не могу дышать, я не могу моргать, я не могу смотреть…
Пыль поглощает миры, пыль поглощает звёзды, но черт с миром, черт со звездами, что на небе. Пыль пожрала нас внутри нас самих. В душах наших были светлячки, а стали дрессированные лампочки-огоньки.
Песок хрустит на зубах, песок забивается в уши. Кто-то пробегает мимо, знакомый и чужой одновременно – защитные костюмы обезличивают всех.
-Дура! – я слышу голос. Тимка! Он хватает мою маску, пытается натянуть её мне на лицо, я отбиваюсь и смеюсь, царапаю его костюм, представляя, что это его кожа. – Пыли наглотаться хочешь? Ты знаешь, чем это…
Он не заканчивает своей фразы. Заслон из пылевого облака расступается. Звёзды – тысячи серебряных светлячков летят на меня, глаза слезятся от яркого света и пыли больше нет. Для меня её больше нет. Звёзды складывают мне лестницу, по ней опасно идти, но разве можно устоять?
Откуда-то берутся силы, я отталкиваю руку Тимки и бегу вперёд. Вперёд, к моим звёздам!
***
Собирается пыльным облаком проклятая пыль, оставляя преклонившего колено человека там же, где он и был, и где должен быть. Он стоит, понурив голову, сжимая маску, сорванную сумасшедшей с собственного лица. Самой сумасшедшей нет. Он пытался её остановить, он хватал её, он пытался удержать – она не вняла его мольбам. Бросилась вперёд, в пыль и та…
Расступилась перед нею, и он увидел темноту, пасть пыльного монстра. И она смело рванулась из рук его в эту пасть и немое блаженство – вот, что осталось перед его мысленным взором. Она скрылась. Маска осталась. И всё осталось как прежде. А ее нет. Сумасшедшая сбежала из мира пыли! Он все бы отдал, чтобы быть сумасшедшим.
Нужно встать. Нужно идти, иначе пыль занесёт твою скорбную фигуру. В ушах странный шум… если бы звук можно было бы описать цветом, то он бы сказал, что это «серебряный» звук. Очень чистый, забытый, нереальный.