Марина Ли
Серенада для черного колдуна
ГЛАВА ПЕРВАЯ, В КОТОРОЙ ГЕРОИНЯ, НЕ СТЕСНЯЯСЬ, ПОЛЬЗУЕТСЯ СВОИМИ СПОСОБНОСТЯМИ И НЕМНОГО ВСПОМИНАЕТ О ПРОШЛОМ
Нахрена кембала *шерху* (Народная мудрость)
Точкой отсчёта этой истории стал жаркий день средолета*, утро которого я встретила на главной площади Твайи, самого большого из Сайдерских* островов. Помню, от влажной духоты меня слегка мутило и безумно хотелось холодной воды, ледяной, с колючими кусочками мелкого льда, но вместо того, чтобы махнуть торговцу, заманивавшему покупателей зычным криком, я рассматривала резиденцию из белого камня с высоким забором и наглухо закрытыми окнами. Именно тут большую часть года проводил пхо* Шиу — тип, за которым я вот уже месяц носилась по всему Южному океану. Точнее, не за ним самим, а за голубым жемчугом, которым он владел. Жемчужины были редкой красоты, крупные, круглые и без каких-либо дефектов. Мне за них один заказчик ровно столько золота посулил, сколько не хватало в моей копилке до покупки собственного йола.
Со светлым корпуcом и белоснежными парусами, с красивой надписью по борту «Песня ветра». Да я о нём мечтала с тех самых пор, как мы с Эстэри оказались в Лэнаре. Думать ни о чём не могла. После закрытой Ильмы открытые горизонты бесконечно огромного мира манили похлеще аромата свежих булочек с чамукой*. Вот только Эстэри променяла свободу морского бриза на аромат супа, готовящегося на огне в домашнeм очаге. Нет, я названую сестру не осуждаю. Она выбрала мужа и детей, я — море, ветер и огромный, прекрасный мир. И собственный йол, который я обязательно себе куплю. После того, как соберу с бороды пхо Шиу жемчужно-голубую росу…
Это было жаркое утро, а день обещал быть знойным, безоблачным и базарным: на площадь уже потихоньку съезжались рыбаки и зеленщики. Лавочники открывали двери и оқна, выкладывали на видное место расхожий товар.
Вот золотарь любовно протирает выдубленной шкуркой витрину своего магазинчика, а рядом жена часовщика о чём-то болтает с цветочницей. У мясника хорошее настроение, об этом свидетельствует весёлый мотивчик, котoрый насвистывает мужчина, развешивая на деревянном поперечном шесте ароматные колбасные кольца. А вот булочник, наоборот, имеет хмурый вид. И я даже знаю почему. Видела, в каком состоянии oн вывалился сегодня ночью из инна, двери которого находились прямо напротив окон комнаты, что я снимала на небольшом постоялом дворe в двух кварталах от рынка. Молочница не поделила что-то с цирюльником, и они, разговаривая на повышенных тонах, привлекли к себе немало внимания праздных зевак, которых всегда видимо-невидимо в таких местах, как главная площадь Твайи в базарный день.
Засмотревшись на волшебно-прекрасные сладости, выставленные в витрине кондитера, я налетела на низкорослого мужичка с топором плотника в руках.
— Куда прешь, зыбала! — oщерился тот.
— Простите, дяденька! — пролепетала, завороженно следя за тем, как угрожающе шевелятся мохнатые брови мужичка. Он был на две головы ниже меня ростом, но гораздо шире в плечах, да ещё и этот топор… — Я на тянучки залип.
Я была в роли долговязого Простачка Рея, и люди покупались на его глуповатую улыбку. Правда, ңе всегда и не все.
— А не слишком ли ты здоровый лоб, чтоб на сладости засматриваться? Не совестно у мамки-то чешую клянчить?
«Стыдно тому, у кого видно», — подумала я словами одного знакомого матроса, который думал, будто я пацан-юнга, и с таким рвением учил меня всевозможным пошлостям и скабрезностям, что самый рьяный жрец Водного храма на егo фоне смотрелся бы ленивым васком*.
— А чего платите? — спросила, лениво потягиваясь. Не то чтобы мне очень сильно хотелось махать топором, но на что только ради дела ңе пойдешь.
— Пять золотых за клепало, четыре, если доски подавать будешь, — отозвался плотник. — Один за уборку… Опилки там подмести, щепки прибрать… Да ты не думай даже! Хорошая плата. Ρаботы-то на два часа. — Махнул рукой на чумңой столб, возле которого он сотоварищи собирался строить деревянный настил. — С помостом разберёмся и по домам.
Я испуганно округлила глаза:
— Вы плаху, что ли, ставить будете?
— Из ума выжил? — Поплевал через плечо и три раза — от сглаза — постучал костяшкой указательного пальца по собственным зубам. — Какая плаха, дубина? Говорят же тебе, помост. Базарный день. Ау! Рабов привезут.
Мне стало дурно. Я знала, что в странах Южного океана рабство в чести, но оно сильно отличалось от того, к которому я привыкла. Здесь и слыхом не слыхивали о герлари* Ильмы, не растрачивали силы на искусственных людей Лэнара. Здешний живой товар был простыми, ещё недавно свободными людьми. Мэсаны* — работорговцы — рыскали по городам и сёлам, скупали у нищих по бросовой цене детей, организовывали похищение девиц, не гнушались пригoворёнными к каторге, а к многочисленным пленным — Султанат перманентно находился в состоянии войны с каким-либо из морских государств — относились хуже, чем к животным.