Тишина, и Каллиопа холодно ответила:
— Да, я расскажу все, что ты хочешь знать.
Лорелей взяла себя в руки, вытерла потные ладони о колени и спросила:
— Почему я? Есть причина в том, что я — сирена?
— Это в семьях. Не все в семье рождаются с даром, но в твоей семье сирены были поколениями. Тут как повезет. Порой, как у тебя, мы можем в раннем возрасте понять, что у девочки есть дар, но порой талант проявляется позже.
— А если я откажусь от жизни сирены?
— К сожалению, тут нет выбора. Помнишь, как ты ощущала себя в день, когда вы с Дейдре вернулись из Бостона? Будто тебе стало плохо?
— Да, — сказала Лорелей. — Это было ужасно.
— У тебя долг перед морем, и если ты не сможешь исполнить долг, когда оно просит, ты будешь страдать физически. Чем дольше игнорируешь зов, тем хуже будет, пока ты не сойдешь с ума.
— Но как? Как можно смотреть, как люди умирают, и продолжать? Вы не ощущаете вину?
— Мы не воспринимаем это лично. Там ты не думаешь о них, как о личностях. У тебя есть работа, и ты делаешь ее и идешь дальше. У тебя нет выбора. Когда я там, я методична. Я не думаю. Только действую. И я помню, что мы — часть большого плана.
— Что за план? Что за план позволяет стоять в стороне и смотреть на смерти людей?
— Лорелей, не будь наивной. Все когда-то умирает. Некоторые от старости, другие от болезней, а некоторые — в воде. Это реальность. Мы часть этого, хочешь или нет. Судьба уже избрала их, и мы уважаем Судьбу.
— Есть другие? Другие сирены, кроме нас?
— Мы — одна из многих групп, названных собраниями, по всему миру. Каждое собрание включает от трех до пяти женщин разного возраста. Новых сирен приводят, когда матриарх стареет. Порой мы пересекаемся с другими группами, если катастрофа слишком велика для нас. Когда собрания объединяются, мы зовем это конгрегацией. Такое бывает редко, но случается время от времени — когда разбивается корабль или во время урагана. Ты увидишь другие группы в своей жизни.
— Сколько есть собраний?
— Не знаю, как много их в мире. Есть собрания, которые я не встречала. Некоторые пытались записывать, но без толку. Мы лучше всего знаем тех, кто на нашей территории. Есть собрание севернее нас, Мерчансоны, они живут недалеко от Монреаля. Вотерфорды живут в Норфолке, а еще есть собрание в Саванне и в Новом Орлеане.
Лорелей обдумала факт, что они были не одни. Она не думала о таком раньше, но было понятно, что их семья не могла справиться со всеми утопающими мира. Были и другие девушки, что испытывали те же проблемы, что и она.
— Каллиопа, когда мы изменяемся, нас все видят?
— Да, нас видно. Потому мы прячемся в бухте, там нас не увидят чужаки.
— Если вас видно, что бывает, когда есть выжившие? Мужчина тогда тебя видел. Он запомнит это?
— Чаще всего люди так испуганы ситуацией, что не помнят толком, что случилось. Если они помнят о нас, то списывают это на галлюцинации. Некоторые путают нас с ангелами. И если находятся смельчаки, что говорят об увиденном, никто им не верит. Но мы снимся им до конца их жизней. Мы оставляем на них след, что не пропадает.
— Когда мы меняемся, всегда… так больно?
— Ты привыкнешь. Приятно не будет, но потом становится не так плохо. Потом тебе будет даже хотеться измениться. У сирен всегда есть сила и свобода, какой нет на суше. В воде мы управляем ею, и она слушается нас. Чувство силы, непобедимости заманчиво. Ты будешь терпеть перемену из-за того, какой станешь.
Лорелей вспомнила воду, проносящуюся мимо нее, когда Хелен тянула ее в море. Она видела их сияние в своем разуме, простор океана и погоду над ними. Красиво.
— Знаю, нужно многое понять, — сказала Каллиопа. — Но вскоре это будет как вторая натура. У тебя уже есть вся сила, нужно лишь перестать сомневаться в себе, быть увереннее. Это наше, — она указала в окно на воду, — все это. И твоя судьба, как было для поколений твоей семьи до тебя, управлять этим.
Лорелей сжала кулон на шее и подумала о фотографии бабушки. Это было ее наследие. Она не могла отвернуться от этого, как не могла изменить свой рост или форму лица. Если они могли так делать, то, может, получится и у нее. Она — Делуа.
Каллиопа посмотрела на часы.
— Что-то еще?
— Нет, — нахмурилась Лорелей. — Я начинаю понимать.
— Хорошо. Я рада, что мы поговорили, — Каллиопа встала и покинула комнату.
Лорелей посмотрела на океан. Он пугал ее размером, но ей хотелось быть его частью. Она тихо помолилась за умершего мальчика и его семью, пообещала себе, что попытается продолжить этот путь. В тишине комнаты она слышала негромкую Песнь, зовущую ее из глубин моря.