Максим кивнул и снова положил руки на руль. Машина завелось с полуоборота. На этот раз водитель не торопился. Машина спокойно катилась по трассе, стойко выдерживая паузы и на мигающем зеленом, и на предупреждающем красно-желтом.
- Когда будем заниматься делом, и будем ли им заниматься? - уже у самого дома Серафима набралась наглости.
- Завтра. Я приеду к тебе в агентство с другом. Подбери нам путевки, какие сочтешь нужными. Думаю, плохого ты не посоветуешь.
- Денежный расчет на человека?
- Около двух тысяч долларов, остановимся на среднем отдыхе.
- Все включено?
- Естественно.
- Ты тоже полетишь отдыхать?
- Нет, - он с интересом посмотрел на нее.
- Договорились. Я жду вас завтра. Спокойной ночи.
Серафима открыла дверцу машины, но вдруг круто развернулась.
- Все хочу у тебя спросить, Максим. Тебе не надоела эта игра в кошки-мышки?
- А тебе?
- Мне? – удивилась она. – А причем здесь я?
- Главное, чтобы тебе не надоело.
Еще минуту, не меньше, она не отрывала от него изучающего взгляда. Она пыталась там, за непроницаемым темным цветом разглядеть то, что подсказало бы ей, что ждет ее в будущем. Но ничего не разглядела.
- Спокойной ночи, - еще раз попрощалась она.
Забрав с собой букет красных роз, Серафима вышла из машины, осторожно закрыв за собой дверцу.
- До завтра, - успела услышать она перед тем, как войти в подъезд.
Там, за стальной дверью, все было как в обычном новом доме. Ярко горели лампочки, а у поворота, недалеко от лифта, за железной перегородкой занимала свой пост консьержка. Крепкая женщина лет пятидесяти пяти.
- Добрый вечер, Зинаида Павловна, - поздоровалась Серафима.
Она старалась поддерживать дружеские отношения с консьержкой. Пару раз в месяц, под настроение, специально для Зинаиды Павловны покупала большую коробку шоколадных конфет. Женщина неизменно смущалась, «балуете вы меня, Симочка», но подарок принимала. Зато по утрам и вечерам искренняя улыбка консьержки радовала Серафиму и поднимала настроение. Зинаида Павловна работала через день, в оставшееся время на ее месте восседала Людмила Афанасьевна, которую Серафима не любила. Так сложилось. Вот уж, никаких конфет на свете не хватит, чтобы сделать ее улыбку искренней!
- Добрый вечер, Симочка, - улыбалась Зинаида Павловна, провожая ее глазами. – Сима, Сима, подождите, - вдруг спохватилась она.
Серафима обернулась и терпеливо дожидалась, пока дверь конторки откроется, раз уж послышался шум, и оттуда выглянет Зинаида Павловна.
- Там я положила в ваш почтовый ящик конверт, - торопливо пояснила консьержка, глядя на недоуменное лицо Серафимы. - Может, это важно? Иду сегодня утром на работу, смотрю, конверт торчит между почтовыми ящиками. Я конверт беру – имя и фамилия ваши, а штемпелей никаких нет. Ну, я и положила его в ваш почтовый ящик.
Серафима поблагодарила сердобольную женщину, и направилась к почтовым ящикам. Без всяких мыслей она открыла дверцу и достала оттуда белый конверт. Без всяких штемпелей.
Серафима не без труда надорвала запечатанный конверт и достала оттуда листок плотной бумаги, свернутый вдвое. Бездумно развернула его.
На белом фоне, черным фломастером, печатными буквами было написано: «Ну, что, милая? Настало время расплачиваться по счетам!»
***
«Ты наговаривал на себя, Витенька. Совсем ты не маленький – с меня ростом. А уж я себя маленькой не считаю. Но, во всяком случае, не толстый точно. У тебя трогательные и глаза, и манера говорить. Вообще, если хочешь знать, ты мне понравился. Только, мне показалось, ты сильно нервничал. Или я ошибаюсь? Словом, я принимаю твое приглашение сходить как-нибудь в театр. Можешь слово «как-нибудь» не растягивать на времена, а привязывать к ближайшей неделе. Я пойду, не сомневайся.
Удивляюсь я, глядя на то, как некоторые мужчины умудряются приобретать комплексы буквально на ровном месте. Как ты сказал? «Мне абсолютно фиолетово мнение всех женщин на свете, кроме твоего?» Так вот, Витенька, я к тебе тоже привыкла. Если хочешь знать, я вообще не представляю себе вечеров без нашего общения. Я вдруг пришла к мысли, что за всю свою жизнь, так ни с кем из мужчин по душам и не поговорила. Боялась. Боялась того, что если начну откровенничать, очередной друг развернется и уйдет. Знаю по себе, как легко говорить, и как трудно слушать. Зря боялась. Они уходили и так. Но после того как пропадали сексуальные отношения, дружеских также не оставалось. Может, именно из-за того, что мы мало общались? Так или иначе, друзей среди мужчин я не нажила.