- Прямо семейная идиллия, - пробормотала она себе под нос.
- Вот кстати, слово из той же оперы. Идиллия. Тоже давно употребляется в другом смысле.
- И в чем же его истинный смысл?
- Истинный смысл в том, что это всего на всего безмятежное, ничем не омраченное существование. А в последнее время этому понятию приписывают несколько пошловатый оттенок. А если взять изначально: разве не об этом мечтают многие женщины?
- Согласна.
- Но не ты?
- Да я бы, Максим, через неделю такого безмятежного, ничем не омраченного существования, сошла бы с ума.
- Вас, женщин, не поймешь. Значит, ты – любительница острых ощущений? По тебе не скажешь, что у тебя их было много. Или я ошибаюсь?
- А у тебя?
- Что у меня?
- У тебя было много острых ощущений?
Некоторое время он молчал, разглядывая тарелку, на которой лежал недоеденный кусок мяса. Потом поднял на нее глаза и ничего не сказал.
- Что же ты молчишь, Максим? Или не было у тебя острых ощущений?
- Не знаю, - наконец вздохнул он, - у меня почему-то всегда острые ощущения ассоциируются с чувством вины.
- Вины перед кем?
- Перед той, с кем я испытывал такие ощущения.
- Все понятно, - сытым движением Серафима отодвинула от себя пустую тарелку. – Иными словами, далекими от романтики и идиллии: поматросил и бросил.
Максим поморщился.
- Грубо, зато правильно, - поспешила добавить она.
- Неправда, - он покачал головой. – Мне не за что винить себя. Если и имелся такой случай, то очень давно, еще в Универе.
- Так ты филолог! А то я думаю, откуда такое увлечение словообразованием!
- Я юрист, Сима. В полном смысле этого слова. Но это было так давно, что порой мне кажется, что не было вовсе.
- Было, Максим, было. Вот у меня после сто-о-ольких лет…
- Каких это «стольких» у тебя?
- Шесть лет прошло после окончания института.
- Подожди. Так тебе… двадцать восемь?
- А ты что, думал мне сорок два?
- Нет, - честно признался он, - не пугайся. Скажу откровенно. На первый взгляд я дал тебя года двадцать четыре, двадцать пять. Но при близком знакомстве…
- О-па! Для меня это новость! Так мы успели познакомиться близко? Признавайся, это случилось сегодня ночью?
- О чем ты, Серафима? Некрофилию мне шьешь, в первой стадии? Заниматься любовью с больной девушкой, то же самое, что…
- Не хочу слышать! – Серафима закрыла уши руками. – Наверняка скажешь какую-нибудь гадость!
- Молчу. Однако позволь мне заверить тебя: девушкой ты ко мне пришла, девушкой и уйдешь.
Она облегченно вздохнула.
- Слава богу! Тут бережешь свою девственность, носишься с ней, как писаной торбой, и каждый норовит ею воспользоваться.
- Подожди. А разве не ты говорила о том, что два раза была замужем?
- Вот поэтому и разводилась.
Максим с уважением посмотрел на нее.
- Собираешься унести с собой в могилу?
- Кого в могилу? – не поняла она.
- Девственность.
Когда она отсмеялась, то заметила, что оказывается, Максим придвигается все ближе к ней. Слово за слово, вроде бы он и не шевелился - и вот они уже почти «соприкасаются рукавами». Да, Серафима уважительно посмотрела на него, опыт, брат, его не пропьешь. Одно дело невинно болтать, сидя на полюсах круглого стола. И совсем другое – тесно прижав бедро к бедру. Она усмехнулась, но отодвигаться не стала. Дурной вкус: носиться со стульями вокруг стола. Максим, как умный мужчина должен понять, что, сидя на стульях, даже у самого тесного общения нет будущего.
И он понял.
- Пошли в гостиную, - предложил Максим. – Камин, наверное, погас. Разожжем его снова.
- Пошли, - с восторгом ответила она. Как школьница на вопрос «пошли, прогуляем физику?».