Максим говорил о любви? Говорил. И она верила. Говорил, что она самая-самая? Говорил. Он утверждал, что не может жить без нее?
Виновен. Однозначно. Приговор окончательный и обжалованию не подлежит.
Наивная – да! Но не дура. Ведь не придумала же она себе его любовь! Не мог же он все время врать только для того, чтобы уложить ее в постель?
...Или мог?
Бедная девочка, она хотела обрадовать его своей беременностью. Неправда! У них могло быть будущее! Шестнадцать лет назад все было по-другому. Максим учился, она второй раз не поступила в Театральный. Но это не имело значения. Тогда еще мама была жива, она поддержала бы молодую семью на первых порах.
Максим сам отвез ее к гинекологу. Она не сопротивлялась, слишком сильным оказалось доверие, и безрассудными чувства. Он говорил «все будет хорошо», и менее всего она относила его слова к предстоящей операции. Ей казалось, что он говорит о будущих отношениях. Сейчас они не могут иметь детей, но пройдет год – два, и следующая беременность будет желанной. Стоит пережить трудный этап – какая же семейная жизнь без трудностей? – и все наладится. Максим, будучи сильным мужчиной, взвалил на себя тяжелую ношу: придал смерти не рожденное дитя. Но не надо кривить душой – миллионы женщин решаются на аборт, чтобы потом придти к желанному ребенку. Никто не помешает им быть счастливыми через некоторое время.
Максим не мог предположить, что после аборта возникнет осложнение, и она снова окажется на операционном столе. Где ее лишат всего, что может иметь отношение к материнству. Зато сохранят жизнь. Никто не поинтересуется у нее, нужна ли ей такая жизнь?
Что было после? На том этапе ее не особенно волновал вопрос, станет ли она в будущем матерью. Чувство пришло позже.
Много позже.
Позже того, как отношения с Максимом сошли на нет. Не сразу, видит бог, не сразу. Первое время он чувствовал свою вину, старался ее поддержать, помогал преодолевать острые приступы депрессии. Потихоньку – полегоньку, так старая машина едет в гору – и двигатель ревет, не справляясь с нагрузкой. Зато под гору разбежится – не остановишь. Так и в отношениях с Максимом. Стоило ему придти к решению, что жить вместе они не смогут - и не успела она оглянуться, как осталась одна.
Потом она часто задавалась вопросом: интересно, когда у него возникло решение оставить ее: во время беременности или после? Но так на него и не ответила.
После того как Максим ушел, мысли о невозможности материнства оказались заперты за семью замками, далеко в подсознании, и лишь во сне вырывались на свободу, оставляя после себя липкие простыни и сильно бьющееся сердце.
Осознание содеянного пришло даже позже того времени, когда, работая официанткой в баре, она познакомилась с будущим мужем, Петром Ивановичем.
Мужу дети тоже были не нужны – ни свои, ни чужие. Его вполне устраивало то, что разница в возрасте составляла тридцать лет. Двухкомнатная квартира и обеспеченный быт – что еще нужно человеку, чтобы достойно встретить старость?
- Сбылась моя мечта, - с неизменным восторгом повторял он. – Я всегда хотел жениться в возрасте на молоденькой красивой девушке. Никаких пеленок, никаких забот. Только я и ты. Это счастье!
В ресторанах Петра Ивановича называли отцом, а ее дочкой. Но мужа это нисколько не волновало. Наоборот, его даже забавляла растерянность – теперь она думает, растерянность ли? - официантов, которых он неизменно информировал об истинном положении вещей.
Они прожили вместе десять лет. И все десять лет Петр Иванович с завидным постоянством внушал ей мысль, что дети не нужны. Дети - ответственность, которую ему не потянуть. В лучшем случае. Потому что бывают и худшие. Когда приходится жалеть о том, что произвел на свет настоящее чудовище. Для пущей убедительности Петр Иванович приводил в пример одну знакомую семью.
Заноза хотела верить человеку, который был на тридцать лет старше. Но самое страшное доказательство того, что муж не прав, она получила в день его смерти. Вернее, в день его похорон. За гробом Петра Ивановича шла она и единственный близкий друг. В конце его пути открылась истина: самое большее через год о нем никто не вспомнит. Как никого не интересовал вопрос: жив ли Петр Иванович или давно умер?
Ответ вверг Занозу в пучину свирепой депрессии.