кущими делами, можно было заниматься только в короткие утренние и вечерние часы. Все остальное время пропадал на пляже. Мой севастопольский товарищ, у которого я остановился, вместе со своими компаньонами, арендовали часть пляжа на живописном берегу мыса Фиолент. Предоставляли отдыхающим лежаки и шезлонги, инвентарь для плавания и зонты от палящего солнца. Но основную долю прибыли давало расположенное прямо на берегу моря, летнее кафе. Там я и коротал самое жаркое обеденное время. Мой товарищ познакомил меня с одним из своих компаньонов - тридцатипятилетним Юрием. Мне он сразу же показался неординарным человеком и интересным собеседником. Особенно, когда на второй день нашего знакомства, приехал в кафе с пятилитровым бочонком дорогого армянского коньяка. Изящная дубовая емкость вдохновляла и радовала глаз не только своим объемом и внутренним содержанием, но и оригинальным внешним дизайном. Поставленная вертикально в центре стола, заставленного тарелками с шашлыком и овощами, она стала его эпицентром и истинным украшением. Над нижним обручем, в стенку бочонка был вкручен изящный позолоченный краник. Достаточно было повернуть его рычажок в сторону - стаканчик медленно и торжественно заполнялся божественным ароматным напитком. Накануне мы немного пообщались и я уже знал, что Юрий ранее был трижды судим. Но это было давно, в далекой юности. Парень занимался каратэ и другими видами восточных единоборств. Первая, условная судимость, была за банальную драку, в которой начинающий спортсмен сломал нос такому же хулиганистому подростку. Вторая, уже с реальным сроком лишения свободы, как он выразился, была за рыцарское поведение - защитил честь и достоинство своей любимой девушки от грубых и похотливых домогательств наглой и пьяной компании приехавших на отдых "Питерских уродов". В результате этого рыцарского поступка, количество потерпевших и тяжесть причиненных им телесных повреждений, была уже намного больше, чем в предыдущем случае. О подробностях третьей судимости, мы тогда поговорить не успели. Накануне, в день нашего знакомства, он был одет в шорты и рубашку. На следующий день, сидел за столом, как и я, в одних лишь плавках. Первые минуты, пока Юрий общался на производствено-бизнесовые темы со своим компаньоном - моим севастопольским товарищем, я всецело был поглощен, не бочонком коньяка в центре стола, а изучением его колоритной внешности. Вся его мощная грудь, мускулистые плечи и предплечья, были украшены татуировками. Причем, это были не примитивные зоновские наколки, типа "Не забуду мать родную", или "Смерть ментам!". Уголовно-криминальная и зоновская символика была представлена несколькими небольшими татуировками. Но они растворялись и поглощались более красочными и яркими. многоцветными картинами с христианско-библейскими сюжетами и символами юго-восточной азиатской мифологии. Я разглядел среди них красивый православный храм . По количеству крестов и куполов на нем, опираясь на свои милицейские знания и опыт, сообразил, что последняя его судимость потянула на целых двенадцать лет лишения свободы. А общее впечатление от созерцания этой своеобразной картинной галереи, подсказывало, что ее обладатель прошел в своей еще довольно молодой жизни несколько последовательных этапов интеллектуального и духовного развития, которые не только испытал, но и красочно отобразил на своей собственной шкуре. Венцом всей этой инсталляции, был большой золотой крест-распятие, свисавший с мощной шеи на массивной витой золотой цепи. Мой нескрываемый интерес ко всему увиденному, не ускользнул от внимания Юрия. Оставшись вдвоем, после дегустации коньяка и шашлыка, он сам подтвердил это : "Я вижу, что и ты - во Христе. Это немного отличается от того, что я слышал о тебе раньше. Но этого достаточно, чтобы быть с тобой откровенным. Ты сможешь понять меня правильно!" Я перехватил его взгляд и понял, что он рассматривает мой нательный крест. Совсем недавно, сам не зная почему, на пятом десятке лет, я снова надел на себя крест с распятием. Я был крещен родителями сразу же после рождения. Но тот, первый церковный крестик, носил недолго. Сколько я себя помнил, в школе, институте, на службе - всегда был убежденным атеистом. Когда, уже после пяти лет пенсионно - гражданской жизни, мне вдруг захотелось снова надеть его, мать призналась, что он не сохранился. Новый, золотой крест с распятием, на красивом кожаном шнурке с золотыми вставками, был приобретен не в церковной лавке, а в обычном ювелирном магазине. Нигде я его не освящал, никому специально не показывал. В церкви и храмы продолжал заходить в качестве любознательного туриста, тайно сочувствующего, в равной степени, как верующим, так и священникам. Мой крест отличался от креста Юрия не только размерами и стоимостью, но и смыслами, которые я вкладывал в его приобретение и ношение. Эти смыслы были еще зачаточными и незрелыми, плохо поддавались словесным формулировкам и обоснованиям. Поэтому, я несколько смутился, когда Юрий начал разговор на эту тему. Поняв это, он сменил его на продолжение рассказа о собственной жизни. Третью свою судимость он квалифицировал , как закономерный результат своего нового и очень короткого жизненного этапа. Этапа озлобления на все и всех, внутреннего протеста против несправедливости и жестокости окружающего мира, стремления подняться выше других не за счет ума и трудолюбия, а исключительно, за счет дерзости и силы. В официальных формулировках уголовного дела его действия квалифицировались разбойным нападением с применением огнестрельного оружия. Двенадцать лет строгого режима! Правда, отбывал он их не полностью. Благодаря помощи и заботе своего тренера, который не отказывался и не бросал его в самые трудные моменты жизни. Благодаря упорству и терпению священника, восемь бесконечно долгих лет регулярно посещавшего его в колонии, приносившего умные и правильные книги, часами беседовавшего с ним о земной и небесной жизни. Благодаря собственной работе над своей душой и своим телом. Колонийское начальство, проведав о незаурядных спортивных данных и бойцовских качествах нового сидельца, сразу взяло его под жесточайший прессинг и контроль. Провокации, конфликты, нарушения режима и соответствующие наказания в первые месяцы шли непрерывной чередой. Юрий неделями не покидал штрафной изолятор. Ему, по неопытности, трудно было разобраться, кто именно его провоцирует, сами зэки, или администрация колонии. Но вскоре последовало предложение, от которого невозможно было отказаться. И все стало на свои места. Ему предложили участвовать в закрытых, нелегальных боях без правил. И хотя предложение было озвучено в оперчасти, ему ясно дали понять, что оно исходит от начальника колонии, а в положительном ответе и конфиденциальности вопроса, очень заинтересованы высокие генеральские чины из управления и департамента исполнения наказаний. Взамен обещали условно-досрочное освобождение по отбытии двух третей срока. Конечно, если к тому времени он будет еще жив и докажет, что может держать язык за зубами. После того, как он дал положительный ответ, ему существенно облегчили режим содержания. Разрешили тренировки, длительные свидания с со своим бывшим тренером и священником. Ни одному из них он не сказал об этой сделке с администрацией ни слова. Объяснил все реалиями колонийской жизни и собственным желанием физического и духовного совершенствования. Зоновская братва, ничего не зная и не пытаясь вникать в суть происходящих с ним перемен, поначалу пыталась загнать его в общее стойло и подчинить своему влиянию. Но он вежливо и твердо отказывался чифирить, играть в карты, участвовать в любых интригах и провокациях. Вступать в прямой конфликт и воздействовать на него силой, тоже было бесполезно и опасно. Убедившись, что Юрий не ведется ни на угрозы, ни на провокации, не стремится к поднятию собственного авторитета в их глазах и безразличен к воровской романтике, вскоре махнули на него рукой и отстали. Лишь изредка, за глаза, называли его непутевым монахом. Общение с тренером и священником дало необходимые результаты. Юрий участвовал в более чем двух десятках боев. Несколько из них были проведены в его собственной колонии. В промзоне, в ночное время. Большинство - на выездах, в других колониях. Такие командировки длились несколько дней и маскировались под этапирование для проведения следственных действий по уголовным делам в других регионах. По возвращении, в зависимости от физического состояния, несколько дней проводил в ШИЗО, или лагерной санчасти с легендой пострадавшего на производстве, или в результате локальных зэковских конфликтов на этапе. Многочисленные рубцы и шрамы, скрывал под очередными татуировками. К концу обещанного срока, дававшего право на УДО, стал бояться подставы со стороны колонийского руководства. За это время, он стал для них курицей, несущей золотые яйца. Ее, в крайних случаях, режут, но не отпускают на волю. Под влиянием добрых слов священника и прочитанных с его помощью книг, дал себе и ему обещание, что в случае благоприятного исхода, полностью изменит свою оставшуюся жизнь. Особое внимание уделял Библии. Большинство ее книг выучил наизусть. Все закончилось благополучно. В обещанное время, после восьми лет заключения, покинул колонию. Был уверен, что в этот раз - навсегда.