Прокрутив несколько раз в памяти эту встречу, я так и не смог разобраться, кто именно из изображенных на фото в кафе моих собеседников, больше заинтересовал "Коршуна". Весь в татуировках, ранее судимый Юрий? Или, бывший мент, процветающий и самоуверенный бизнесмен Сергей Полевич? Обоих я знал мало, в основном, с их же собственных слов. Полевича до этого встречал в своей жизни дважды. Первый раз - в начале 90-х, во время командировки в Киев. Нашей группе в помощь тогда прикрепили молодого и разбитного райотделовского опера. Лейтенант Сергей Полевич произвел на всех хорошее впечатление. Досконально знал территорию обслуживания и подучетный контингент. Быстро и четко выполнял порученные задания и личные просьбы иногородних командированных коллег. Мы все пророчили ему хорошую служебную карьеру. Даже замолвили несколько слов его руководству с просьбой поощрить за помощь нашей группе. Мы сохранили номера телефонов и пару раз потом созванивались с Полевичем по служебным вопросам. Следующая наша встреча состоялась также случайно, почти через десять лет. Я уже был на пенсии. Вместе с бывшими сослуживцами только-только начали разворачивать в своем бизнесе охранное направление. С одним из них поехали в Киев на специализированную выставку. Нас интересовали новые системы контроля и ограничения доступа для производственных и коммерческих предприятий. Осматривая экспозиции, случайно столкнулись с Полевичем. Он был в форме майора милиции. Я этому удивился и поинтересовался его местом службы. Сергей коротко и сдержанно пояснил, что недавно перешел из уголовного розыска во вневедомственную охрану. По семейным обстоятельствам. Сейчас у них идет переоборудование пультов и руководство послало его договариваться о закупках нового оборудования. Поговорили недолго, успели обменяться новыми номерами телефонов. Полевича ждала машина. Я тогда мысленно пожалел, что он сменил оперативную работу на полухозяйственную и скучную, непрестижную охрану. Был уверен, что в розыске от него было бы намного больше пользы. Потом несколько раз созванивались по узкоспециализированным вопросам охранной деятельности. Во время последнего звонка Сергей сообщил, что уволился, открыл собственное охранное агентство. За все три встречи, я не увидел в характере Полевича каких-то существенных изъянов. Он взрослел, как все мужчины, закалялся, матерел и грубел, как все менты. То, что он ушел со службы, не доработав до пенсии, в настоящее время, мало о чем говорило. " Коршун", тоже до нее не смог дослужиться.
Глава VI . ШАГ ВПЕРЕД , ДВА - НАЗАД.
После нашей встречи у меня дома, "Коршун" долго не выходил на связь. Когда я, наконец-то, до него дозвонился, понял, что его обычное, жизнерадостное настроение и бойцовский настрой на работу, полностью еще не восстановились. На вопросы отвечал как-то нехотя, о ближайших планах высказался коротко, общими фразами, без обычного для него энтузиазма. Я сообщил, что собираюсь на днях выезжать в Киев. Мои бывшие коллеги из киевского УБОПа, наконец-то выполнили мою давнишнюю просьбу - нашли того самого судмедэксперта, проработали все оперативные подходы к нему, накопали в отношении его достаточное количество компры. Можно было готовить личную встречу. "Коршун" ехать со мной отказался, сославшись на затеянный в квартире ремонт.
Сводил и представлял нас друг другу, наш общий знакомый - мой однокурсник по мединституту, последние годы работающий каким-то чиновником средней руки в киевском горздравотделе. Он представил меня военным врачом-наркологом, недавно вышедшим на пенсию по выслуге лет. Хорошенько погуляв в пятницу вечером на богатом и многолюдном корпоративе, договорились встретиться в субботу после обеда, более узким кругом - втроем. Начали с пивного ресторана, потом -переместились в обычный, с коньяком и водкой. Сославшись на нежданный телефонный звонок, посредник, мой однокурсник, вскоре уехал, оставив меня с судмедэкспертом один на один. Часам к десяти вечера, поняв, что клиент доходит до кондиции и скоро будет готов, повернул разговор в нужную сторону. Как большой секрет, который можно открыть только надежному другу, рассказал ему истинные причины своего раннего выхода на пенсию. Мол, надоело липовать и рисковать ни за что. Большинство старшего начсостава и в Советской и, теперь уже в Украинской, армии - хронические, запойные алкоголики с серьезными психическими расстройствами. А мне мое начальство строго приказало, на ежегодных медкомиссиях всем им выдавать заключение : "Здоров, годен к строевой службе в мирное и военное время!" Причем, начальство приказывает в устной форме, а мне всю эту липу приходилось заверять письменно. Когда один подполковник, неожиданно вернувшись с учений домой, застал свою молодую и разгульную жену в постели с лейтенантом, разрядил в них всю обойму своего табельного "Макарова", меня год таскали на допросы по уголовному делу в военной прокуратуре. Чуть не арестовали. А про их пьяные дебоши и ДТП в нетрезвом состоянии - и говорить не хочется... Я попал в точку. В больную, незаживающую точку, мучившую судмедэксперта многие последние годы. Перебив меня на полуслове, с каким-то горделивым пафосом и азартом, эмоционально начал убеждать меня, что и в гражданской медицине риска, опасностей и шансов пострадать от них - не меньше, чем в военной. А по их, судебно-медицинской линии, все это давно уже превратилось в "игру в футбол на минном поле". Вот, например, в его бюро, где он раньше работал, руководство вошло в прямой сговор с милицейским начальством. Прикрываясь благими намерениями снизить запредельную нагрузку и облегчить жизнь и нам и им, в открытую требовало все неочевидные насильственные смерти БОМЖей, ранее неоднократно судимых зэков, стариков, и многих других социальных категорий погибших, квалифицировать, как ненасильственные, наступившие в результате естественных причин, или других, некриминогенных факторов. Блатных водителей, совершивших ДТП в состоянии алкогольного опьянения - признавать трезвыми. Деток крупных чиновников, скончавшихся от передозировки наркотиков, представлять чистыми и невинными жертвами острой сердечной недостаточности и анафилактического шока, после приема обычных лекарств. Мы, конечно, в большинстве случаев, правильно определяли такие социальные категории и на месте обнаружения их трупов, и в процессе вскрытия и исследования в морге. Но, случались и ошибки. Один БОМЖ, как об этом категорично утверждали менты и их свидетели, впоследствии оказался совсем другим, приличным и порядочным человеком. Когда это выяснилось - было уже невозможно что -то исправить. В заключении о причинах смерти не указали наличие клофелина в крови, зато увеличили концентрацию алкоголя. Слиповали выводы о механизме перелома шейного отдела позвоночника и разрыва спинного мозга. Указали, что это произошло не в результате сильного и резкого сворачивания шеи, а вследствие падения с большой высоты. Я слушал пьяного собеседника затаив дыхание. Уже готов был принять его откровения за чистосердечное раскаяние и, исходя из этого, двигать разговор дальше, в нужную мне сторону. Но насторожило то, что он рассказывал о своей собственной фальсификации от имени третьего лица, в коллективно-обезличенной форме. Последующие его фразы убедили, что до истинного раскаяния еще очень далеко. Все это больше походило на попытку пьяного самооправдания и желание вызвать такое же сочувствие и понимание с моей стороны. Спохватившись, что чересчур разоткровенничался, мой пьяный собеседник сменил тональность и направление разговора. "Мы, патологоанатомы - тоже врачи. Только помочь своим пациентам уже не можем. А с ментами и собственным руководством никто ссориться не хочет. С первыми - опасно, со вторыми - невыгодно. Да и смысла никакого нет. Доказать врачебную, профессиональную ошибку, а тем более, умышленную фальсификацию выводов об истинных причинах смерти, в нашем деле - очень трудно, порой - вообще невозможно. Мертвым - уже все равно, а с живыми - нужно ладить. "Я просто уволился и поменял специализацию. С ментами и прокурорами больше дел не имею, и иметь не хочу" - такая концовка дала ясно понять, что больше он откровенничать не собирается, что и уже начинает трезветь. И правда, на мои предложения продолжить застолье, с трудом уговорился только на одну рюмку "на посошок".