В этом фрагменте прослушанной записи, Вероника впервые назвала его по фамилии. Я и до этого уже находился в состоянии закрученной и сжатой до предела пружины. Услышав фамилию Полевич, вскочил, как ужаленный, с кресла и, как чумовой, несколько минут бессознательно нарезал круги по комнате, а затем и по всей квартире. Благо, в это время в ней никого не было - родные, наверняка, вызвали бы психушку. Вернувшись, прокрутил запись назад, внимательно прослушав тот же фрагмент, еще несколько раз. Дальше подобные вскакивания и перерывы с накручиванием кругов по квартире, повторялись через каждые 5-10 минут. Я не хотел дальше слушать, и не мог не слушать. Боролся сам с собой, не обращая внимание, на боль в сердце и голове. Уходил, возвращался, перематывал, слушал, сколько мог, снова вскакивал, и снова уходил! Снова, в голову полезла мистика. Мне казалось, что " Коршун" во время этого интервью уже знал, что рано или поздно, я буду слушать не его живой рассказ, а эту диктофонную запись. Все его вопросы теперь касались конкретно Полевича. О похождениях самой Вероники, он больше не расспрашивал. Некоторые его уточняющие вопросы заметно резонировали с нашими дискуссиями и спорами о приоритетных направлениях работы по розыску и раскрытию убийства Кондратенко Вовки, подчеркивая мою оперативную недальновидность и глухо-немоту моей хваленой интуиции.
После многократных прослушиваний всей записи и отдельных ее фрагментов, у меня сложилась вполне реальная и понятная картина не только преступной деятельности Полевича, в том числе и убийства нашего друга, но и стали постепенно проясняться и оформляться, поднимаясь из подсознательного, чувственного уровня, на уровень сознательного осмысления и понимания, жуткие картины-иллюстрации его моральной деградации и прфессионально-личностной мутации. Из собранной и озвученной Вероникой информации, стало известно, что Сергей очень рано остался без родителей. Отец бросил семью, когда ему было меньше трех лет. Когда умерла мать, ему едва исполнилось четырнадцать. В восемнадцать, перед самым уходом на службу в армию, лишился и бабушки-опекунши, последней близкой родственницы по линии матери. Хорошо, что оставалось родительское приватизированное жилье - сдал в аренду порядочным соседям. После дембеля, снял со счета приличную сумму денег. Очень гордился, что в лихие 90-е годы, выдержав все свалившиеся на его голову трудности и невзгоды, удержался и не ступил на скользкую криминальную дорожку. Натерпевшись сиротской несправедливости и притеснений, в подростковые и юношеские годы упорно занимался боевыми видами единоборств. Осознано, из самых высоких принципов и светлых побуждений, поступил в патрульно-постовую службу милиции.
Служба нравилась и увлекала. Старался, стремился, не боялся рисковать. Однажды, в неслужебное время, защитил от грабителей молоденькую, неказистую девушку, в очках с толстыми линзами, вернул отобраную сумку. Пока провожал к дому, познакомились и разговорились. Она ему показалась симпатичной, умной и интеллигентной. Он ей - сказочным героем, смелым, мужественным и красивым рыцарем. Начали встречаться. Он у нее был первым, единственным и неповторимым. Она у него - одной из многих, просто, приятной знакомой. Она влюбилась по уши, он слегка симпатизировал и считал ее, всего лишь, интересной собеседницей. Отношения развивались эпизодами, в основном - по ее инициативе. Однократная, ситуационная близость привела к беременности. Чуть позже - к страшному скандалу в семье. Отец, человек строгой советской закалки, перспективный чиновник из министерства транспорта, слушать не хотел ни о каком герое-милиционере, ни о какой любви, ни о каком замужестве и ребенке. Но врачи отказались делать аборт по медицинским показаниям и большой вероятности последующего бесплодия. После длительных споров с женой, мрачных и коротких бесед с дочерью и будущим зятем, он наконец-то сдался и согласился на скромную свадьбу в закрытом загородном ресторане. Сергей не скрывал, что женился не от большой любви, а чисто, из-за долга и своей порядочности. Семейная идиллия его мало волновала, он настроился на карьеру.