Глава IХ. ПУСТОТА.
Прослушивание записей на диктофоне убило меня и морально и физически. После гипертонического невроза с фонтаном разнонаправленных эмоций, толкотней обрывочных и противоречивых мыслей в голове, хаотичными порывами что-то предпринимать и куда-то сломя голову нестись, тело и сознание провалилось в глубокую астению. Не мог ни стоять, ни сидеть. Завалился на диван, уперев бессмысленный, ничего не видящий взгляд в белый потолок. Впервые в жизни почувствовал в мозгу полное отсутствие каких-либо мыслей. Последней искрой где-то далеко, вне сознания, услышал слова любимой песни Владимира Высоцкого:
Истома ящерицей ползает в костях,
И сердце с трезвой головой- не на ножах,
И не захватывает дух на скоростях,
Не холодеет кровь на виражах.
Устал бороться с притяжением Земли,
Лежу-так больше расстоянье до петли,
И сердце дергается, словно не во мне-
Пора туда, где только НИ, и только НЕ...
Я готов был поклясться, что не терял сознание и не засыпал! Слышал шум за окном и понимал, где нахожусь. Продолжал смотреть в потолок, краем зрительного поля отмечая плафон люстры. Был какой-то провал, дезориентация во времени, полное отсутствие мыслей и чувств. Вначале, я услышал его голос, а уже потом, метрах в двух над собой, ближе к белизне потолка, стал различать его образ и детали лица. Отец Сергий смотрел на меня своим обычным проницательным, немного печальным взглядом и укоризненно качал головой. Голос был тихий и грустный, звучал не сверху, и доходил до меня не снаружи. Я ощущал его где-то внутри собственной головы. "Не отчаивайся и не впадай в уныние! Думай не о себе, а о других. Не лежи, вставай!"- раньше смысла слов, я почувствовал возвращение в тело пропавших сил и способности соображать. Взглянув сначала в окно, а потом и на циферблат электронного будильника, убедился, что находился в этой непонятной прострации около четырех часов. Мысли снова завели свой хоровод. В основном, это были связанные между собой вопросы. Ни на один из них у меня не было полного ответа, и я никак не мог разорвать этот порочный круг: "Как я мог пропустить мимо, не обратить внимание на криминальную и личностную деградацию Полевича?! Почему "Коршун" и "Еж" отодвинули меня от дела, перестали общаться и тайно продолжили расследование за моей спиной?! Где сейчас Сергей Кондратенко, не угрожает ли ему смертельная опасность?! Умер ли "Коршун" естественной, ненасильственной смертью от повторного инфаркта, или стал очередной жертвой этого перерожденца-оборотня?! Что теперь делать с Полевичем?!" Пытался сам себе ответить на все эти вопросы - получалось неубедительно, больше тянуло на попытку самооправдания и полную капитуляцию. Снова, из глубины подсознания выползало и стремительно разрасталось ощущение беспомощности, безысходности и фатальной предопределенности новой, страшной беды. Несколько последних дней, пытаясь связаться с "Ежом", десятки раз безрезультатно набирал номер его телефона. Мобилка все время была отключена. Звонил на Донбасс и просил свою младшую сестру аккуратно, не пугая и не расстраивая тетю Пашу, узнать у нее, не сменил ли он свой номер и выяснить его местонахождение. Ответ тоже был неопределенный. Две недели назад приезжал на ночь, утром уехал, номер телефона не менял. Набрал еще раз - результат тот же. В Харьков ехать не решался - далеко, долго и бессмысленно. Хотелось напиться и забыться. Когда стало совсем невмоготу бездействовать и сидеть дома сложа руки, решил дотемна съездить за город, к отцу Сергию. По дороге, выстраивая в уме предстоящий разговор, решился на пересмотр нашего с ним давнишнего соглашения. Меньше всего меня теперь беспокоили материалистические основы моего мировоззрения, профессиональные и личностные амбиции, гордость и самолюбие. Мол, приеду, поклонюсь, открыто и искренне попрошу помощи. Для себя и всех других участников этой истории. Надо будет - встану на колени!