Но до поры до времени разнообразные «впечатленья бытия» не мешали друг другу, и цветастых бабочек он собирал с не меньшим наслаждением, чем ставил химические и физические опыты в лаборатории.
Однако подступило время выбора, самоограничения и самоопределения. Кем он все-таки будет, Сергей Вавилов? Физиком или свободным художником? Упорным и усидчивым ученым или аккумулятором эстетических переживаний?
Речь не могла идти о каком-то совмещении, альянсе. С юношеской категоричностью он должен был выбрать лишь что-то одно. Или — или. Никаких компромиссов.
Здесь нет нужды, да и необходимости приводить содержание записей полностью. Ими охватывается июнь и июль 1913 года, западноевропейские, главным образом итальянские, впечатления юноши Вавилова. Записи разнородные: иногда мимолетный образ, иногда четкая, глубоко продуманная формулировка, обобщенная оценка увиденного. Есть строки, поражающие оригинальностью искусствоведческого анализа, строки, в которых мы узнаем будущего Вавилова — мастера блестящих характеристик, адресованных тем или иным произведениям мировой культуры.
Но главная тема, повторяем, не «внешняя», а подспудная, напряженно-драматическая. Какому влечению отдаться полностью, раз и навсегда? Что победит в душе: физика или искусство?
В преддверии к заграничному путешествию Вавилов посещает пушкинские места, «чтобы поклониться великому праху», как бы принести поэту русскую присягу. Вступление к дневнику открывается и завершается отрывками из Пушкина.
«2 июня 1913 г,
Троицын день
Пришлось увидеть это младое племя уже старым и одряхлевшим. Ехали сегодня на дребезжащей, безрессорной таратайке, подвергаясь истинным мукам, чтобы поклониться великому праху. Поклонился, как хорошо. Чудный, необыкновенный для России пейзаж Святых Гор, старая могучая церковь новгородской архитектуры, и рядом под прекрасным большим памятником почиют останки поэта. Закатное солнце, грозно выглядывая из-за туч, озаряет мрамор памятника. Величественно и грустно. На уме пушкинские фразы, пушкинские слова…
Для меня Пушкин — вечная надежда.
«Когда я буду погибать», я, быть может, одной рукой схвачусь за евангелие, другой, несомненно, за творение Пушкина. Какая сила в этих кристально твердых и прозрачных стихах. Сила магическая, беспрекословная и несомненная. Пушкину я верю, и Пушкина я люблю.
3 июня
Был в Михайловском и Тригорском, у источников пушкинской лиры. Пушкин стал мне родным, это не Гёте и Шекспир, это дорогой Александр Сергеевич. Знаю, что все преувеличено, но Пушкина люблю, его фразы стали законом.
Кругом обычная чепуха, «престарелые» в усадьбе вечного юного Пушкина… разодетые аптекарши и трактирщицы и рядом святая святых русской красоты и духа — Пушкин.
5 июня, в поезде
А вот стихотворные пробы самого Вавилова. Он несколько раз прибегает к этой форме записи своих путевых впечатлений:
«24 июня
В природе все, что сравнимо, соизмеримо с человеком, — беспорядочно (теория вероятностей, закон больших чисел). Только очень малое — атомы и электроны, и очень большое — порядок. Сколько солнце натворило здесь в этих горах: лощины, реки, ели, луга — все от солнца. И какой же здесь хаос! Но где же, природа, твой закон? Закон природы, кажется, только сохранение энергии. Впрочем, это еще пока. Посмотрим и подумаем дальше.
25 июня