Желание узнать возможно больше обо всем, так или иначе затрагивающем его специальность, приводит Вавилова и в область этимологии. Он отмечает с интересом в одной из своих работ, что «самое слово «луч» значит «стрела» и что «от того же корня лук — орудие и лук — стрельчатое растение».
Один из сотрудников Академии наук, профессор Н. И. Идельсон, так выразился об этой стороне вавиловской натуры:
«Думается нам, что только высокая культура Сергея Ивановича Вавилова — философская, научная, историческая и даже филологическая — могла дать ему возможность и в истории науки, и в ее предыстории черпать эти ясные и глубокие образы, вершины творчества бесконечно далеких от нас поколений».
Глава 3. Холодный свет
Был октябрь 1922 года. Ежась от холодного, пронизывающего ветра Приморья, торопливо грузились на морские транспорты и отплывали от берегов России остатки белой армии. Их сопровождали последние неудачливые интервенты — японцы. Когда несколько часов спустя передовые части Народно-революционной армии Дальневосточной республики вступили во Владивосток, то они увидели лишь слабые дымки на горизонте за мутными водами Татарского пролива.
Весть об освобождении последней пяди советской земли от белогвардейцев и интервентов пришла в институт во время очередной ежесубботней научной конференции. П. П. Лазарев аккуратно в три часа, как всегда, открыл конференцию и начал с того, что поздравил сотрудников и гостей с окончанием гражданской войны.
Потом он говорил о задачах физиков в условиях восстановления народного хозяйства. Он призывал их перекинуть мостики между теорией и жизнью.
— Прошли времена, — говорил Петр Петрович, — когда физики работали больше для «чистой» науки, чем для производства. Мы все должны подумать — каждый в своей области, — что можно сделать, чтобы внести собственный вклад в восстановление народного хозяйства.
Особо он выделял задачу электрификации. В далекой перспективе решение ее не ограничивается планом ГОЭЛРО, говорил Лазарев, хотя сейчас нет ничего важнее этого плана. А пути к этой дальней перспективе прокладывают физики. Они видят то, чего не видят инженеры и хозяйственники. Физики должны развернуть перед ними великолепные горизонты энергетики завтрашнего дня.
В заключение директор института напомнил лишний раз о проблеме экономичности. Образно говоря, заметил он, это лифт, облегчающий дорогу к верхним этажам грядущего. При царе проблема бережного использования ресурсов не была в почете. Энергетические запасы государства глупо истреблялись. Сейчас это недопустимо. Когда страна стремится к революционным преобразованиям промышленности и быта, нельзя позволить больше безумную роскошь расточительства. Экономичность выдвигается на первый план, потому что надо много сделать. Физики могут помочь и в этом.
…Конференция окончилась, и все стали шумно расходиться. Вавилов направился домой не сразу. Перед уходом он заглянул в лабораторию, чтобы проверить, все ли там выключено, все ли заперто, чему полагается быть запертым. В комнате на первом этаже, где он работал вместе с Лёвшиным, он все проверил, все прибрал. В те времена физики работали без механиков и лаборантов: каждый сам — до профессора включительно — вытачивал на станке нужные ему детали, сам мастерил свои приборы и убирал за собою рабочее место.
Сергей Иванович оделся и вышел из здания института. Когда он шел по улице, запорошенной первым снегом, то думал о грандиозных планах всеобщего технического прогресса. Созданы благоприятные условия для развития всех разделов физики не только в сторону теории, но и в направлении жизни, техники. Может быть, настало время и для люминесценции? Не пора ли заявить о ней, о ее возможностях?
Почему Вавилов думал об этом явлении?
Пытливо всматриваясь в пятнышки света на своих установках, молодой физик разглядел в них не только дотоле незримые кванты света, но, кажется, и что-то еще. Пути к познанию таинственной люминесценции.
Термин «люминесценция» (буквально — очень слабое свечение) был введен в науку в 1889 году немецким физиком Айлхардом Эрнстом Видеманом. Им стали обозначать самосвечение тел, излучение видимого света без нагрева источника, холодное свечение.
Не так давно в самом таком определении таилось нечто парадоксальное, непостижимое. Ведь для людей тепло и свет всегда сопутствуют одно другому. Солнечные лучи греют и даже обжигают. Молния зажигает лес. Пышет жаром пламя костра. Древние говорили, что свет — нечто вроде разреженного огня, а огонь — сгущенный свет.