Марта Таро
Серьги с алмазными бантами
© Таро М., 2017
© ООО «Издательство «Вече», 2017
Глава первая
Убийца
Сентябрь 1812 года
Женщина вопит и стучит ногами. Её праведный гнев неистов, но мужчину это не волнует. К чему слова, когда дело сделано, и жертва уже запуталась в расставленных силках? Он молчит. Наблюдает. Крикунья распаляется всё больше и больше: её голубые глаза сверкают, ноздри дрожат. Сколько в ней злости и сколько гонора!..
Неужели она ни о чём не догадывается? Вроде нет… Хотя что с баб взять? Одно слово – пустышки. Матери растят из них принцесс, сулят им поклонение рыцарей, а потом выпускают в суровый мир, где судьба сразу же даёт дочке пинка. Лети вниз, курица! Знай своё место и не высовывайся!
Мужчина терпеливо ждёт. Наконец с женских уст слетает долгожданное «не дам», и он впивается взглядом в лицо своей жертвы. Поймать, не упустить тот миг, когда в чёрной глубине зрачков проступит страх. Упоительное, сладкое мгновение, а потом – предвкушение и наконец-то… вожделение. Плоть затвердеет, став до умопомрачения чувствительной, а следом придёт наслаждение! Но, чтобы всё получилось, в глазах крикуньи должен проступить ужас.
«Жалкая дурочка, она думает, что нужна мне».
Смешно, но это примитивное существо, кажется, мнит себя чем-то ценным. Дылда с выпирающей грудью, восемнадцатилетняя корова. Человеку со вкусом на неё и смотреть-то противно. Бестолочь не понимает, что годна только в жертвы и судьба её предрешена: умереть в назидание другим. Мужчину волнуют совсем юные, это в их сердцах должен родиться ужас.
Дылда по-прежнему задирает нос, на её лице нет даже тени прозрения. Ну что ж, пора! Мужчина идёт к камину и берёт со стойки кочергу. Может, нахалка хоть теперь догадается?.. Нет, бесполезно. Она и впрямь оказалась тупицей. Удар по икрам валит крикунью на пол. Наконец-то в её глазах мелькает страх – дошло, что к чему! Натянув серое сукно панталон, мужская плоть разбухает, а сладкий огонёк греет кровь. Теперь надо раздуть пламя, обратить его в пожар! Мужчина вновь бьёт жертву. Попав ногой в мягкое, радуется: «Живот? Славно… А теперь добавим!»
Описав круг, тяжелая кочерга опускается на плечо жертвы. Женщина хочет свернуться в клубок, спрятать лицо. Вот уж нет, не выйдет! Бац – и сапог таранит нежную щёку. Лучше бы, конечно, выбить зубы, но не беда – всё ещё впереди.
Переплавляя кровь в жидкий огонь, нарастает возбуждение. Мужчина упивается им – растягивает удовольствие.
Удары сыплются на обмякшее тело: кочерга, нога, кочерга, нога… По холке мучителя пробегает дрожь. Ни с чем не сравнимый аромат свежей крови дурманит голову. Великолепно! Острее пахнет лишь человеческий мозг.
Кочерга опускается на череп жертвы. Веером теплых капель разлетаются окровавленные сгустки. Невероятный, запретный аромат – он как спусковой крючок. Огненные судороги пробегают по телу мужчины. Одна, вторая… О-о-о! Как это приятно!.. Но, скомкав тёплую истому, разрывает тишину визгливый крик:
– Убийца! – старческий голос срывается на фальцет.
«Что за чёрт? Богадельня тут, что ли? – раздраженно думает мужчина. – Всё испоганили!.. Хотя…»
На сером сукне панталон расползается влажное пятно. Чтобы там ни вопила седая ведьма, дальше можно и не слушать – главное уже сказано. Старуха даже не понимает, какой комплимент сделала.
Убийца! Разве не прекрасное имя для великого человека?
Глава вторая
Побег
Что может быть прекраснее, чем осень в Ратманово?.. Впрочем, в этом году говорить об осени было, пожалуй, рано: сентябрь выдался на редкость жарким, и благодарная природа на этом солнцепёке цвела и плодоносила по-летнему буйно. Усыпанные мелкими краснобокими яблочками согнулись до земли ветви барского сада, под тяжестью крупных тёмных гроздей провисли виноградные лозы, а на клумбах яркая пестрота георгинов оттеняла нежность белоснежных роз.
Однако ни тёплый день, ни ратмановские красоты не веселили светлейшую княжну Черкасскую. Елена молча сидела возле устроенной на реке купальни, наблюдая, как беззаботно плещутся в воде её младшие сёстры.
– Ах, Элен, неужто и впрямь Москву отдали французам? Нет! Я в это не верю, – сидевшая рядом с княжной тётушка Апраксина горько вздохнула. Вернувшийся из уездного городка управляющий только что доложил хозяйкам о последних сплетнях и устрашающих слухах.
– Я тоже сомневаюсь, что отдали – призналась Елена. – Только мне очень не по себе. От Алексея уже четыре месяца нет писем.
Старший брат четырёх княжон Черкасских покинул Ратманово ещё до начала войны, но с фронта умудрялся писать домой постоянно, а тут – как отрезало.