То есть в бегстве Линецкого от жены, если так вот спокойно разобраться, не было ничего такого уж безумно-спонтанного...
Перед тем, как уйти под воду, Переверзев предоставил Линецкому возможность рассказать о себе, и Линецкий стал говорить об Инне.
Он всё время говорил о ней... Переверзев не мог понять, почему он тогда сбежал... Но если бы Линецкий и смог это кому-то объяснить, то уж во всяком случае не Переверзеву. Не то чтобы вся эта машинерия была так сложна или уникальна... Просто в более или менее подробном объяснении непременно повторялись бы такие фразы, как "вращались в разных кругах", "люди одного круга"... А какой смысл имело употребление подобных слов в разговоре с Переверзевым? Физрук не имел отношения ни к тому кругу, в котором остался Линецкий, ни к тому, в который перескочила Инна...
Когда Линецкий сказал, что Инна всегда была категорически против того, чтобы он пошёл с ней в её компанию, физрук сделал умозаключение:
- Значит, у неё там был любовник.
- Да нет, - махнул рукой Линецкий, - дело не в том. Про любовников я, в общем-то, знал, они бывали у нас дома. Героини моих служебных романов тоже, случалось, забегали к нам на перерыв... В этом смысле мы были вполне нормальной советской семьёй... То, что Инна не хотела мне показывать, это было... Это была она сама, понимаешь? Она сама без маски, которую она с некоторых пор никогда не снимала в моём присутствии. Не веришь? Но это правда. Так вот: вчера... Странно, однако, что это было вчера, какой длинный день, да?
- День приезда или переезда... он всегда таким кажется.
- Вот, а вчера Инна впервые сняла маску в моём присутствии...
- И что?
- В результате произошло как раз то, чего она боялась. Я наконец-то понял, что это полный абсурд. Я не могу с ней жить! Это невозможно! Мы совершенно разные люди...
Переверзев подумал, что вряд ли всё это так и было. Но ничего не сказал.
Он только почесал затылок и сказал Линецкому, что тот как-то всё чрезмерно усложняет. После чего натянул термокостюм и растворился в темноте, оставив собеседника одного с затухающим костром и с тетрадью, которую тот машинально продолжал держать на коленях открытой...
Линецкий пытался не думать больше об Инне, но это не получалось.
До тех пор, пока его не отвлёк какой-то свет...
Он вдруг увидел в темноте непонятный просвет, что-то вроде солнечного зайчика, скользящего посреди ночи...
Пятнышко обозначило невидимую перед этим границу между двумя средами...
Оно перемещалось по этой границе, видна была темноватая рябь... Но где был источник света?
Линецкий стал искать его в чёрных прибрежных горах, потом на небе...
Интересно, что он воображал там найти, спятившую Луну? Бесшумный вертолёт?
Блик скользил по чёрной воде, менял яркость, гас на какое-то время, появлялся в другом месте...
Линецкий подумал, что это пограничники...
Но опять же, не было видно ни самого луча, ни вспышек прожектора на мысе...
Наконец до него дошло, что это подводный фонарик Переверзева.
Что он там делает так долго? - подумал Линецкий, - ружьё не взял, вон оно лежит... Или всё-таки это не он? А что тогда? Есть многое в этом море... Например, рыбы-фонари... Но они живут на глубине от четырёх тысяч, а здесь у нас нет такой глубины... Недавно в "Science" была статья... Такая глубина соответствует расстоянию до другой галактики... Океанские глубины таят в себе не меньше тайн, чем космические... Но то океанские, а здесь в глубине вообще ничего нет... А тайны лежат у самой поверхности... Но разгадать их ещё труднее... Поди разбери, кто это там... Учитель физкультуры? Или симметрии? Рыба-фонарь? Дух над водами?
Глава 3. Сквозные мотивы
Неприятно было каждую секунду обманывать надежды женщин и детей, мчавшихся мимо с вёдрами, полными фруктов, с домашними пирожками, с тёплой, завёрнутой в целлофан, картошкой... Доплер кое-что из этого набора купил на прошлой станции и теперь всё время отрицательно качал головой, упрямо продвигаясь к краю платформы. Чтобы там спрыгнуть на траву и немного размяться. Услышав, что предлагает человек в зелёной штормовке, Доплер остановился. Бородатый, высокий, не старый ещё мужчина с такой же интонацией, как бабы, кричавшие "Кому пивка? Кому пирожков?", выкрикивал перед собой: "Кому песню? Купите песню!" Доплер увидел, как он остановился под открытым окошком и заговорил с окликнувшей его пассажиркой.
На груди у барда висела старая белёсая гитара. "Ленинградская фабрика музыкальных инструментов. Цена семь рублей сорок копеек... Удивительный для такой цены звук... Впрочем, уже лет тридцать, как сняты с производства", - подумал Доплер. "Что это значит - купить песню?" - спросил пузатый пассажир в пляжных трусах с пальмами. Человек в штормовке подошёл к нему вплотную и сказал: "Это значит, что я вам спою песню, а вы мне за это заплатите". "А чё это я должен платить?" "Я вам объясню. Вот вы сегодня завтракали?" "Завтракал". "А я нет. И даже не обедал". "Ну и чё теперь? Ужин тебе свой отдать? Так ты же не враг, я надеюсь? Проходи, старичок, шевели ножками, может, дальше кто купит... Песню!.. Чего только не придумают, просто пиздец какой-то..."
"Это — как если б я снимал "Записки князя Нехлюдова", - подумал Доплер, - не в Люцерне... Да, он — не итальянец... Бывший научный сотрудник... Судя по взгляду, старший... Или ведущий..." Когда он подошёл, Доплер сказал: "Я куплю. Сколько стоит?" "Сколько не жалко". Доплер достал из кошелька купюру и тут вдруг заметил, что все спешно садятся в поезд. "Простите, - сказал он, - но если я буду слушать песню, я здесь останусь... Нет-нет, деньги ваши, всего доброго, до свиданья!" Доплер запрыгнул на подножку и помахал оттуда рукой. Человек в штормовке стоял с гитарой наизготовку и смотрел вслед уходящему поезду.
Доплер пошёл по тамбуру, остановился, расправил носком туфли завернувшуюся дорожку. Он почему-то медлил идти в купе. Мысленно он шёл ещё по платформе... Выкрикивая: "Вот вы, девушка, знаете, что женщина без прошлого - это всё равно что мужчина без будущего? Купите себе прошлое!"
Сначала он думал, что это можно сделать, просто показав ей фильмы. Не всё, но какую-то часть. Он, конечно, не надеялся, что Лена сможет всё осилить... И при первом же просмотре понял, что был прав: Лена просто уснула, положив голову к нему на плечо...
Доплер долго сидел, не шелохнувшись, смотрел на экран и думал, что все эти фильмы теперь - всё равно что его воспоминания. Или даже не воспоминания, а старые сны, их теперь никто не может увидеть, кроме него самого...
Лена отчаянно оправдывалась: "Я всегда засыпаю во время сеанса. Любого, даже если он мне очень нравится. Не только перед телеком, я и в кинотеатре засыпаю всегда, середину поэтому никогда не вижу, только начало и ещё иногда - конец..." Доплер смеялся и говорил: "Глупенькая, это же на самом деле ужасно старые и скучные ленты. Смотреть их только потому, что я их снимал, не стоит. Всё, что в них осталось, это разве что фон. В сущности, его я и хотел тебе показать. Сопки вокруг Тихой бухты, скалы под Новым Светом... Ты же никогда не была на море... Знаешь, сколько фильмов было снято на фоне тех скал? Больше двухсот".
- Ты?!
- Да нет, я имею в виду: всего. Моих восемь.
- Тоже не слабо... Доплер, а зачем ты говоришь, что только море и сопки? А как же актёры, не говоря уже о твоей режиссуре?
- Всё выцвело, выдохлось, испарилось. Всё. Осталось только то, что я тебе сказал... Знаешь, один японец, я сейчас забыл фамилию, делает такие снимки: ставит камеру в кинотеатре с выдержкой, равной продолжительности сеанса. Или чуть больше, потому что на негативе в процессе что-то отображается... Как будто треки элементарных частиц... Это зрители приходят, рассаживаются, экран наполняется... Догадайся, что в итоге получается. На фотографии.
- Я не знаю. Ну что?
- Пустые кресла и белый экран... Он потом ещё делал морскую серию. Тысячи фотографий морской глади...