– Как бы он там не простыл, – задумчиво говорит Надя.
– Как бы он не вернулся, – ворчливо отзываюсь я. – Дачи-то рядом…
Старенькая у нас печурка, но хороша, хороша. Тяга у неё – турбореактивная. Правда с норовом печка. Пока разгорается, надо сидеть и смотреть, как она это делает. Чуть отвернёшься – обидится и погаснет. И чайник у нас со свистком.
А в поленнице опять кто-то скребётся.
Озадаченно смотрим друг на друга.
– Когда успел?
– Думаешь, он?
Хотя, собственно, почему бы и нет? Времени, конечно, прошло немного, но у них ведь там наверняка под участками от дома к дому сплошные норы, бункеры, катакомбы…
– Да чего мы гадаем-то? Возьмём сейчас и проверим.
Ставлю банку на рычажок перед самой поленницей и возвращаюсь к прерванному чаепитию.
– А мне, представляешь, под утро снились мыши и танки.
– Маленький! – сочувствует Надя.
– Ну мыши – понятно, а танки с чего? – в недоумении продолжаю я. – И ладно бы нынешние – эти могли из моей армейской службы приползти, а то ведь немецкие, времён Второй мировой. И мышки…
– Маленькие! – сочувствует Надя.
– Маленькие-то маленькие… – Фразу мне закончить не суждено.
Хлоп!
Так быстро?
Бросаемся к ловушке.
– Нет, – с сожалением сообщает Надя. – Не он. Этот поменьше, потемней…
– На выход! – ликующе объявляю я.
Церемония повторяется. По странному совпадению пленнику удаётся вырваться опять-таки в аккурат напротив ближней дачи – и мышиная тропа в снегу становится глубже и шире.
Торжество человеческого разума над дикой природой продолжается до полудня. Ещё четыре раза слышится стук банки, ещё четыре грызуна отправляются по этапу. Мы уже предвкушаем, как вся эта мышиная кодла подточит деревянные устои – и соседская веранда с трухлявым вздохом осядет сама в себя. Проходя мимо строения, каждый раз стучим в мёрзлую стенку и ехидно осведомляемся:
– Мышки! Шоколаду хотите?
После чего сами же изображаем их возмущённое шушуканье.
А чего бы вы ожидали? Мы же молодожёны. А любовь сродни маразму. От неё – сами, небось, слышали – впадают в детство, причём широко и раздольно, как Волга в Каспийское море.
У Нади виноватые глазищи и обиженно распущенные губёшки.
– Это правда не я! – чуть ли не искренне оправдывается она. – Слышу: банка стукнула. Пошла посмотреть – а там пусто и рычажка нету. Честное слово, я её не выпускала…
Действительно, странно. Что ловушка сработала вхолостую – не диво, а вот что проволочка испарилась… Не иначе зверюга рванул приманку с такой страстью, что уволок её вместе с арматурой, каким-то чудом успев при этом пронырнуть под опускающейся горловиной. Что ж, повезло ему.
Опять мастерю спусковой рычаг – вычурнее прежнего. Подробно растолковывая Наде все его преимущества перед утраченным, наживляю кусочком сала и привожу банку в боевую готовность.
Стоит отвернуться – хлоп!
Чёрт возьми! Ну это уже, братцы вы мои, мистика чистой воды – с барабашками и телепортацией. Ловушка пуста, рычажок исчез.
Что тут можно предположить? Единственное реальное объяснение: улучив миг, мышь подскакивает к банке, вывёртывает головёнку набок и, ухватив рычажок за опорную часть, выдёргивает его целиком, после чего удирает со всем механизмом в дрова. Но, простите, подобные действия свидетельствуют либо о наличии разума, либо об отменной выучке.
Согласитесь, что обе версии явственно отдают бредом.
И лишь после третьей неудачи подряд, становится ясно: шутки кончились. Поединок пошёл всерьёз. Те шесть лохов, накрывшиеся банкой в течение дня и справедливо зябнущие под соседской верандой, – кто они такие? Что представляют собой? Так, зарвавшаяся дачная шпана. Ни опыта, ни подготовки.
А теперь, стало быть, пригласили профессионала.
– Прямо «серый берет» какой-то… – ошарашенно бормочу я, выгибая очередную проволочку. – Ниндзя хвостатая…
И при этом даже сам не подозреваю, что приблизился к истине на опасное расстояние. Не зря, ох, не зря снилось мне танковое сражение под Прохоровкой!
Только семь лет спустя, когда наши правдолюбцы уже не знали, что бы им ещё такое рассекретить, в средствах массовой информации прошла череда материалов о животных, принимавших участие в Великой Отечественной войне. С удивлением, похожим на оторопь, я прочёл, что, кроме голубей-связных и собак-подрывников (теперь бы сказали – шахидов), специалистами Красной Армии было сформировано несколько мышиных диверсионных групп, предназначенных для борьбы с вражеской бронетехникой.
Контейнеры с грызунами сбрасывались ночью с самолётов на расположение танковых частей вермахта, после чего прошедшие соответствующую подготовку мыши рассредотачивались на местности и, обнаружив немецкий танк, проникали внутрь. Прежде всего уничтожению подлежали топливные шланги и электропроводка. Впрочем, как следует из донесений, подобные вылазки оказались малоэффективными против недавно поступивших на фронт «Тигров» и «Пантер». Газовый выхлоп панцирных чудовищ был настолько мощен, что мышь-смертница задыхалась, не успев добраться до жизненно важных узлов вражеской техники.
Тем не менее после ряда диверсий гитлеровское командование встревожилось – и вскоре в броневойска стали поступать из фатерлянда первые партии специально обученных котов. Об этом пишет, например, Отто Скорцени (любопытно, что в русском переводе абзац, где упоминаются коты, не то изъят, не то пропущен).