"Ешь, Драйган!".
"Утоляй голод, Драйган!".
"Убивай, Драйган!".
"Забирай жизнь, Драйган!".
"Живи вечно, Драйган!".
***
Тьма поглотила её сознание. И в этой тьме был только голод и ярость, а ещё был желтоглазый рогатый демон, который указывал путь. Больше ничего в той тьме не существовало, или попросту не имело значения. Зана забыла как выглядят папенька, маменька и сестрёнки, забыла, что когда-то любила их. Она забыла и себя, потерялась в бесконечном ледяном мраке, и больше уже не хотела собирать чучело на заднем дворе своего дома, чтобы тренироваться в стрельбе из лука, не хотела слушать истории про волколаков и витьерогов, не хотела знать, чем кончится отцовская байка. Она хотела только охотится, только убивать, только утолять голод.
Но потом, вдруг, рогатый исчез. Вот он был, придавливая её своей волей, словно тяжким грузом, на позволяющим подняться. А через мгновение эта тяжесть развеялась. Демон сгинул, и Зана отчетливо ощутила свою свободу. Правда она тоже не сулила ничего хорошего, ведь иного кроме гнёта рогатого она теперь не ведала, и без него осталась совсем одна в окружающем мраке, лишённая цели и руководства. Правда и в таком состоянии девочка пробыла не долго.
Во тьме появилась новая воля. Тоже сильная, но совсем иная, нежели тирания рогатого. Она уже не давила, а лишь аккуратно касалась её разума. И вместе с этим прикосновением, всё забытое Заной стало возвращаться. Кто-то нырнул за ней в эту тьму, на самое дно. Кто-то отыскал её там, взял за руку, и потянула за собой. Это был кто-то родной и близкий, кому она доверилась целиком и полностью. Он вернул ей всё утраченное, а чуждое изгнал из головы. Исчез голод и ярость, исчезло желание охотиться и убивать, забирать чужие жизни. Но вместе с тем исчезли и воспоминания о том времени, когда она находилась под властью чудовища. Остались только ощущения блуждания по тёмному-тёмному леса.
Первым же из новых воспоминаний Заны стали предрассветные сумерки над отчим домом. В бледно-розовых небесах догорали последние яркие звёздочки, а из трубы на крыше едва-едва чадила слабенькая струйка дыма. Она стояла босиком на промёрзшей земле, всего в паре шагов от крыльца. И вроде с ней был кто-то ещё, кто аккуратно подталкивал в спину. Но стоило девочке обернуться, как оказалось, что она стоит одна. Лишь очертания конюшни и хлева вырисовывались в полумраке, а за ними тьма, которая медленно изгонялась прочь восходящим солнцем. Не пройдёт и часа, как этот мрак окончательно будет загнан в лес, чтобы сгустится там тенями в ожидании следующей ночи. И если с ней кто-то и был, то он ушёл туда же. Но Зана туда совсем не хотелось. Оно продрогла до костей, пальцы ног немели от холода, к телу налипла грязь, а порванная в лоскуты одежда ужасно воняла. Вдобавок Зана сильно устала, как после очень долгого пути, и всё, чего ей сейчас хотелось, это оказаться дома, в своей тёплой постели, и залпом осушить стакан разогретого парного молока с мёдом. И чтобы маменька наклонилась к ней, подоткнула одеяло, поцеловала в лоб и ласково проговорила:
"Спи, моя крошка! Завтра будет новый день. Спи, набирайся сил".
Всё приключившееся с ней оказалось лишь страшным сном. От той ночи, когда они с сестрой вступил в схватку с неким чудищем, забравшимся к ним в хлев, и до сего дня - всё то был очень долгий кошмар. Но вот, она наконец очнулась ото сна. Вернулась домой.
Девочка обхватила себя руками и бросилась к двери. Та оказалась заперта, а холод уже буквально обжигал оголённые участки её кожи. И тогда Зана завопила, колотя в дверь кулачками:
- Маменька! Папенька! Откройте! - голос её был сиплым, но в нём уже чувствовалась сила, как бывает, когда начинаешь выздоравливать после затяжной простуды. - Маменька! Папенька! Сестрёнки! Я здесь!
Зана кричала всё громче, звала родных. Скоро в доме раздался грохот, затем топот ног. Потом входная дверь распахнулась, и Зана увидела в полумраке лицо отца. Осунувшееся, усталое лицо человека измождённого некой тревогой, а может и болезнью. Но это был он, родной папенька. Сайн воззрился на дочь с изумлением.
- Папенька! - прокричала Зана и кинулась в его объятия.
Изумлённый Сайн, едва сумел устоять на ногах.
- Зана? - вымолвил он еле слышно, словно всё ещё не веря в то что перед ним родная дочь.
Но затем девочка ощутила, как отец стиснул её в своих могучих руках и тут же ей стало невероятно тепло и спокойно.