Пытаясь вспомнить что-то из своего бытия до тумана, Ханрис вспоминал битву с желтоглазыми, а потом, кажется, Драйгана. Да, парень сидел рядом с ним, и охотник едва мог различить его лицо, то-ли из-за темноты, то ли потому что почти ослеп. Ханрис вспомнил, как давал юноше последние напутствия, перед тем как...
-Перед чем? - спросил себя Ханрис.
Что случилось дальше он не знал, и не мог сказать как оказаться здесь, в этой пустоте.
- Нет, нет, должно быть что-то ещё! - выкрикнул он. - Как-то ведь я сюда попал?! Значит и выйти как-то должен!
Но иных, более поздних воспоминаний не всплывало в голове, и тогда Ханрис решил упрямо идти вперёд, в туман, уверенный, что однажды, рано или поздно, мгла перед ним развеется. Не может же она простираться бесконечно.
И вот, в один момент, спустя много часов, либо дней или лет, а может и всего пару секунд его пути через мглу, Ханрис различил перед собой новый силуэт. Человеческую фигуру. Но на этот раз она не развеялась, а наоборот, стала приближаться. Ханрис же сам не заметил как остановился, вглядываясь в туман, не спуская глаз с идущего, словно боясь, что если хотя бы моргнёт, силуэт исчезнет и он снова останется один. И наконец он узнал того, кто шёл ему на встречу. Из пелены густого тумана к нему вышла Весна. Родная, бесконечно любимая Весна. Волхаринка посмотрела на супруга с великой грустью, но и с теплотой, а затем, мягко улыбнувшись, протянула к нему руки, со словами:
- Я нашла тебя, любимый.
И Ханрис кинулся в её объятия.
Он всё ещё не верил, что их неожиданная встреча не очередной мираж этого странного места. Но Весна оказалась настоящей, живой и тёплой. Он обнял ей, крепко сжал, опустил голову к её шее и с наслаждением вдохнул аромат волос супруги. А затем, наконец поняв, что обнимает свою любимую и ошибки здесь быть не может, стал осыпать её шею и щёки поцелуями. Супруга отвечала на его ласки, целовала в губы, шептала тёплые слова, гладила по голове. Как же долго он мечтал об этой встрече. Они не виделись словно целую вечность, и вот, наконец, встретились здесь, в этой серой пустоте. Но Ханрису в тот миг было плевать как и почему они оба оказались в этом тумане, главное для него сейчас была Весна. Чувства пожаром пылали в груди, он буквально захлёбывался ими и никак не мог унять своего ликования.
- Я так скучал, любимая. Так скучал, - шептал он на ухо супруге.
- Знаю, - отвечала она, и Ханрис чувствовал солёный вкус слёз на её щеках. - Я тоже скучала. Я так тебя люблю.
- И я тебя. Не плачь, родная. Мы наконец вместе. Не плачь, пожалуйста.
- Не буду.
На этих словах Весна чуть отстранилась и вытерла рукой мокрые дорожки от слёз. Затем внимательно посмотрела на Ханриса. В её глазах всё ещё стояла грусть. Теплота и любовь никуда не делись, но эта холодная, всеобъемлющая, как затянутое тучами осеннее небо, грусть преобладала над всем.
- Что случилось? - спросил он. - Почему ты так печальна, родная?
- Я... - Весна попыталась что-то сказать, но запнулась, словно не подобрав нужных слов. Затем снова по щеке побежала слеза и Весна, смахнув её быстрым движением, отвела взгляд.
И тогда Ханрис начала понимать, в чём тут может быть дело. Да, его догадка могла бы объяснить эту печаль в глазах супруги, вот только... разве такое возможно? Разве могут мёртвые осознавать себя, бродить во мгле и говорить с живыми?
- Я погиб, да? - озвучил он свои мысли. - Погиб в бою с желтоглазыми?
Весна не смогла вымолвить ни слова, только кивнула в ответ и, прижавшись к его груди, спрятала от Ханриса лицо.
Мысль о собственной смерти казалась чужой, неестественной, и потому не вызывала в Ханрисе никаких эмоций. Он навидался мертвецов, те лежат недвижимо, окоченевшие, глядя в никуда пустыми глазами. А он вроде ходит и говорит, так разве может он в таком случае быть трупом?
- Где мы? - спросил Ханрис.
- В мире духов, - ответила Весна, не поднимая головы.
- Значит... я теперь дух? Так что ли? - эта мысль отчего-то показалась Ханрису забавной. Может потому что было донельзя абсурдной. Однако не похоже было, что Весна шутила.
- Но, тогда, что ты тут делаешь? Неужели ты тоже...
Ханрис охватил страх при мысли, которую он не смог даже озвучить. Идея собственной смерти не вызвали в его душе отклика, а вот предположение, что Весна может умереть, отозвалось целой бурей эмоций.