- Я понял, что ты хотела мне показать, - по привычке сказал Диггори.
И снова в ответ тишина.
Диггори не знал куда идти, кроме как обратно к своему слабому телу. Он надеялся, что озарение само придёт к нему, и он поймет, как вернуться.
Отвернувшись от серебряного города, Диггори не видел, как радуется земля и в особенности одна потухшая звезда, единственное светлое пятно на плачущем небе.
***
Возвращение наверх не было простым, только не для Диггори. Нельзя так просто позволить телу упасть, словно нырнув в воду, и теперь надеяться, что его так просто поднимет вверх. К тому же он не горел желанием снова пропускать себя через ту мясорубку, которую представлял из себя, теперь уже, потолок. Ему и так было одиноко без спутницы, не хватало, чтобы ещё и внутренности разрывало животной болью.
- Лучше воспользоваться лестницей, - взвесив все за и против, декларировал Диггори.
Пройдя через двери ординаторской и почувствовав лишь лёгкий укол в позвоночнике, Диггори осмотрел коридор этажа, на котором оказался. Было темно и пусто. От ламп не исходил даже тусклый свет. Они терялись в бесцветном мире. Этаж казался безжизненным и давно заброшенным, но тот просто спал, в ожидании пока живой свет солнца ознаменует начало нового дня.
Тревога снова начала подступать к сердцу Диггори. Оно отдавалось далёким биением в призрачном теле разума. Время неумолимо заканчивалось.
Диггори дал себе время до восхода солнца, но возможно его было меньше.
С обеих сторон коридор заканчивался длинной лестницей ведущей как наверх, так и вниз. Побоявшись, что ступеньки не откликнутся на его касания, он медленно ставил на них одну ногу за другой. Дойдя до нужного этажа, он понял, что спокойствие стоило потраченного на него времени. В последнее время оно много для него значило. Познав мир, в котором оказался - открыв на него глаза - Диггори больше не чувствовал спокойствия, показывая эмоции через силу. Теперь он тратил эти силы, чтобы оставаться спокойным.
Здание спало. Даже несмотря на то, что его никто не был способен увидеть, Диггори предпочитал двигаться осторожно, посматривая себе под ноги, и боясь наступить на скрипучую половицу или шаркающую плитку, полностью осознавая, как глупо это было.
Поднявшись на свой этаж, Диггори понял, что не знает в какой палате лежит. На этаже их было около двадцати и ему не очень хотелось терять драгоценное время заглядывая в каждую из них. Найдя знакомую палату, от которой веяло безнадежностью и отчаянием, смешанными со спокойствием принявшего свою участь духа, Диггори зашёл в комнату напротив.
Из темноты на него смотрели два серых невидящих глаза. Они принадлежали старой женщине, которую с лёгкостью можно было назвать мертвецом, но внутри неё Диггори чувствовал ещё теплящуюся жизнь.
Для окружающих она смотрела в пространство перед собой, но Диггори видел, что та смотрит прямо на него.
Он видел линии жизни, пульсирующие под кожей женщины, покрывая её мерцающей сеткой. Раньше он не замечал подобного у живых людей, но тогда он ещё не научился видеть. Теперь, женщина предстала перед ним просвечиваемая прямыми линиям и тонкими вьющимися нитками, делая её похожей на вязаную куклу, способную в любой момент порваться, стоит об этом только подумать.
- Вы меня видите? – не поверил своим глазам Диггори.
Он остановился на середине комнаты. Полы его одежд затрепал ветер. Окна в палате были открыты настежь, а за их пределами сверкал серебряный город.
- Я знала, что все ангелы красивые, - прохрипел наполненный спокойствием и умиротворением слабый голос. На лице женщины появилась улыбка. – Ты красивый. Как долго я этого ждала.
Женщина закрыла глаза. Она смиренно ждала своего часа.
- Простите, – прошептал Диггори и приготовился уходить.
Он не был уверен, что нити жизни должны быть такими тонкими, но сделать ничего с ними не мог. Заметив, что ничего не происходит, женщина снова открыла глаза.
— Видимо не пришло, – продолжала улыбаться женщина, пока Диггори проходил сквозь стену в другую палату. Через мгновение она мирно засопела.
Диггори больше не мог оставаться в этой комнате. Его грызла совесть. Одним своим присутствием он подарил человеку надежду и сразу же её отобрал. Никто не мог назвать его плохим человеком при жизни, его не забавляли страдания других людей, он с легкостью поддавался влиянию их эмоций. То же осталось и здесь.