Лучше сразу с головой.
— Мой дед вместе со своим братом убил моих родителей, — выдавливаю я и замираю. Не могу повернуться к Серому и узнать его реакцию, ничего не могу. Меня засасывает в омут воспоминаний.
Вот я бегу навстречу деду, но меня хватает Родион, его брат. Он подбрасывает меня вверх и ловит, больно треплет меня по щеке. Он всегда улыбался и приносил мне что-нибудь сладенькое, но я чувствовала себя рядом с ним некомфортно, поэтому чаще избегала.
— Этого не может быть, — слова Серого заставляют вынырнуть на поверхность, но не выплыть, и я снова тону. Пусть верит во что хочет.
— В тот вечер мой отец вернулся домой рано, он был обеспокоен чем-то и зол. С кем-то ругался на повышенных тонах по телефону. Он никогда не кричал, но в тот вечер… он говорил что-то о том, что не будет в этом участвовать, что дед сошел с ума. Потом приехал… Родион. Меня мама отправила позвать отца на ужин, и мы как раз с папой были в кабинете, когда он ворвался. Отец толкнул меня под стол, приказав молчать. Папа с Родионом уже вовсю ругались, когда приехал дед. Родион требовал, чтобы отец закрыл глаза на чью-то смерть, а отец не соглашался. Дедушка уговаривал папу согласиться и сделать, как говорит Родион, потому что тот знает, как лучше. Говорил, что они уже это делали и все всегда было хорошо. От этого все останутся в выигрыше. Но папа не хотел соглашаться. Я не помню, кто из них первый ударил. Помню только стеклянный взгляд отца и хлюпающие звуки от удара ножом. Родион убил моего отца у меня на глазах. Крик мамы вывел меня тогда из ступора. Увидев, что произошло, она кинулась прочь, но Родион погнался за ней и притащил ее обратно в кабинет.
«Я сделал то, что должен был сделать ты. Твой выродок оказался недостоин быть одним из нас. Это полностью твоя вина, — сказал Родион молчащему все это время деду. — Не думай, что сможешь отречься от нас. Мы с тобой слишком глубоко во всем погрязли. Ты знаешь: либо мы, либо нас. А сейчас ты должен доказать мне свою преданность».
Я видела недоверие во взгляде мамы, пока дед, недолго думая, взял нож из рук Родиона и стал надвигаться на мою маму.
«Подожди-ка, — Родион остановил деда, когда тот уже занес нож, — всегда хотел трахнуть эту суку», — сказал он, снимая с себя ремень.
Я не смогла отвернуться ни тогда, когда он ее насиловал, ни тогда, когда мама затихла, ни тогда, когда дедушка занял место Родиона, ни тогда, когда дед перерезал ей горло. Помню только взгляд Родиона, когда он увидел меня под столом.
Не знаю, почему он не убил в ту ночь и меня, помню лишь, как они с дедом носились по дому, заметая следы. Потом толпы чужих людей, снующих по дому.
Полицейские, пожарные... Я каким-то чудом сбежала и пришла в себя, только когда тетя Лара открыла мне свою входную дверь.
Единственное, что я ей сказала, — что родителей убили и что меня тоже убьют. В ту же ночь после просмотра новостей мы покинули страну. Я никому о случившемся не рассказывала, до этого момента. Просто знала, что рано или поздно они придут и за мной, ведь я свидетель того, что они натворили. А потом я услышала, что зверь умер. Его убили. И зародилась надежда, что и дед умрет. Но тут появился ты, и я поняла, что слишком рано обрадовалась, — закончила я.
Из меня будто все силы выкачали. В голове пустота, и в груди бездонная дыра.
Сама не ожидала, что слова выльются из меня, будто из рога изобилия. Подняться и покинуть комнату просто нет сил, прямо как в ту ночь.
Сейчас же просто хочется орать во все горло, и в то же время я не могу даже просто открыть рот. Грудь будто сжали тиски, не позволяя мне вздохнуть.
Хочется побыть одной, закрыться в тишине, вдали от всех и зализать раны, которые я только что вскрыла. Заставляю себя подняться, все так же избегая взгляда Серого. Один шаг, второй... Еще немного, и можно будет позволить себе…
Не успеваю дойти до двери, как меня перехватывают руки Серого.
Я всегда отгоняла от себя воспоминания о родителях. Так долго и упорно, что практически забыла, как они выглядели. Забыла, какой семьей мы были. Наверное, боялась чувства вины. Я выжила, в то время как их не стало. Или, может, боялась злости. Почему отец не мог согласиться с ними? Тогда они с мамой сейчас были бы живы. Хоть я и понимаю, что такие мысли ни к чему хорошему не приведут, отбросить их не могу. Я так ни разу за ними и не заплакала.
Каждый год тетя готовила поминальную службу, я только ей помогала, но никогда не задумывалась о том, зачем все это, для кого? И вот в руках незнакомого, абсолютно чужого человека я наконец позволила себе оплакать тех, кого потеряла. Мое горе вырвалось наружу, освобожденное моими же словами. Наверное, поэтому я всегда избегала говорить о них, боялась того, что не смогу справиться.