Только обугленное нечто, которое, скорее всего, было моим стейком, на сковороде, накрытое почему-то сгоревшей тряпкой. Что она вообще собиралась со всем этим делать?
Выкинув все в помойку, я все-таки решил найти ходячее недоразумение по имени Катя, пока она не решила еще что-нибудь натворить.
Искать долго не пришлось, она ожидаемо заперлась в ванной комнате.
— Эй, ты там живая? — постучал я костяшками пальцев по двери. — Если не ответишь, придется выломать дверь, — решаю я пригрозить и для убедительности стучу еще громче.
— Нормально, — бурчит она из-за двери.
Плачет, что ли? Вот глупая.
— Открой, — требую я, желая убедиться, что она не ранена. — Открой, пока прошу по-хорошему.
— Можно мне побыть одной? — просит она после долгого молчания. — Всего пару минут.
— Просто открой эту чертову дверь, — настаиваю я, сам не понимая почему. Просто захотелось увидеть вдруг ее лицо. — Катя!
— Сейчас, — отвечает она приглушенно. Катя еще что-то добавляет, но так тихо, что мне не разобрать. Скорее всего, что-то не очень лестное в мой адрес, но на данный момент мне все равно.
Открывает.
Лицо все еще грязное. В глаза не смотрит. Точно плакала.
— Ты как? Поранилась? — спрашиваю, пытаясь скрыть улыбку. Она такая милая сейчас, несмотря на то, что грязненькая.
Отрицательно качает головой.
— Что там у тебя произошло? — спрашиваю, хотя уже знаю ответ.
Снова неопределенно пожимает плечами.
— Ты что, язык свой прижгла, когда готовила? — не могу удержаться от колкости.
Полоснув меня злым взглядом мокрых глаз, девушка поджимает свои губки. Прикусываю щеку изнутри, чтобы не рассмеяться в голос, но, несмотря на мои старания, она, судя по обиженному лицу, понимает меня без слов.
— Могла бы и сказать, что не умеешь готовить, — выговариваю я миролюбиво. Но Катины глаза вдруг наполняются слезами. Два озера отчаяния и упрека.
— Я говорила, — выдает она сквозь рыдания.
В этот момент во мне что-то будто ломается, и я наконец понимаю, что она действительно переживает.
Притягиваю ее к себе в объятия как раз в тот момент, когда ее выдержка окончательно ей изменяет и она сдается во власть своих эмоций.
Вот же глупая.
Да и я хорош. Но откуда же мне было знать, что она не шутит? Кто в наше время не умеет готовить? Тем более в ее возрасте? Смех, и только!
Понимая, что весь этот ниагарский водопад так быстро не иссякнет, поднимаю ее на руки и несу в спальню. Сажусь в кресло и устраиваю ее у себя на коленях. Молча поглаживаю ее по спине.
Катя затихает внезапно, ее тело все еще продолжает дрожать, но всхлипы сходят на нет.
— Мне нужно в ванную, — шепчет она едва слышно.
— Давай помогу, — поднимаюсь я, но она так быстро соскакивает с моих колен, что я не успеваю ее остановить.
— Я сама, — с этими словами она снова скрывается в ванной.
— Умойся и спускайся вниз, — требую я, постучав в дверь. — Не заставляй меня возвращаться за тобой, — снова угрожаю. — Хотя нам обоим это могло бы понравиться, — добавляю уже тише, представив себе нас в постели.
Никак не могу выбросить из головы обиженное личико Кати и полные слез глаза.
Несмотря на комичность ситуации, боюсь, что, даже если она обожглась из-за моей реакции, Катя могла обидеться и промолчать о своих ранах, поэтому на всякий случай вытаскиваю из шкафа аптечку, которую, как я помню, Катя ранее туда положила.
В тот момент, когда я уже решил, что мне все-таки придется силком ее из ванной вытаскивать, Катя наконец появляется в дверях. Она явно приняла душ и немного успокоилась.
— Иди сюда, — приказываю ей, указывая на стул. Бросив на меня настороженный взгляд, она молча подчиняется. — Покажи мне руки. Ты ранена?
— Я в порядке, — отвечает, протягивая свои ладони вперед. — Вот.
— Ты уверена? Могла не заметить, — настаиваю, оглядывая ее сверху вниз. Но видимых ран не нахожу.
— Нет. Я успела тряпку накинуть, когда оно загорелось, — мямлит Катя, отводя взгляд.
— Так и что тут все-таки случилось? — голос самый что ни на есть серьезный. Даже брошенный на меня взгляд «Ты серьезно?» меня не прошибает.
— Оно загорелось, — повторяет Катя, будто это что-то объясняет.
— Тряпка, что ли? — делаю вид, что не понимаю.
— Мясо, — выдавливает она сквозь зубы. — Это все ты виноват. «Посолить, поперчить — и на сковородку», — передразнивает она меня, вскакивая на ноги. — А про масло забыл сказать. Я слишком поздно вспомнила. Мясо уже пригорело. Налила сверху, а оно взяло и загорелось, — голос Кати снова наполняется слезами.