Стоило нам остаться наедине, как он его трогал, гладил, а иногда, после сцепки, целовал. Меня передёргивало от смешанных чувств, но отказать ему я не мог, помня, что, как и я, он лишился многого.
Перестройка была в разгаре, и возвращался Дитер поздно. Я — отёкший и быстро устававший физически — нечасто выбирался за пределы двора, предпочитая поддерживать связь и решать дела удалённо. Но часам к одиннадцати уже не мог держать открытыми глаза и уползал в спальню. Как же хорошо было вот так просто отрубиться.
Я всегда просыпался, когда возвращался Дитер. Проснулся и на этот раз.
Альфа приходил всегда, никогда не ночуя вне квартиры. Я ничего не говорил, когда он заваливался в кровать забыв о душе — я знал, как он впахивал и сколько сил требовало держать всё под контролем. Он обнимал меня сзади, как в тот самый первый раз, на матрасе, и клал руку на живот. Протяжно выдыхал, словно только в этот момент мог по-настоящему расслабиться.
— Почему не спишь? — спросил он, когда я завозился. — Меня ждал, наверное?
Дитеру нравилось меня подначивать, когда он сообразил, что меня просто бесит любое проявление сопливой нежности и заботы.
— Ха-ха, — зевнул я.
— Значит, не ждал?
Я ничего не ответил. Рука продолжала медленно гладить живот.
— Тебе не о чем волноваться.
— С чего ты взял, что я волнуюсь?
— Ты вечно хмуришься.
— Не может быть.
— Поверь, — фыркнул Дитер. — Хочу, чтобы ты выбросил из головы лишнее и думал о малыше. Меньше месяца осталось, а у нас нет ничего.
Да, не мешало бы решить вопросы с тряпками и что там ещё могло понадобиться.
— Хочу спросить, — один вопрос мучил меня довольно давно, но времени вечно не было, как, впрочем, не было его и сейчас, и всё же, кажется, этот случай мог считаться подходящим, — тогда ты продолжил вязать со мной узел… Зачем?
Этот момент казался мне важным, потому что все объяснения выглядели неудовлетворительными. И это продолжало меня тревожить.
Узел — постоянный и регулярный — почти гарантия залёта. Я мог предположить, что Дитер решил привязать меня к себе таким образом в расчёте на то, что я помогу в борьбе против Тиратии. Но я вроде как сам напросился в банду и околачивался рядом, не давая причин думать, что куда-то собираюсь. К тому же, сам заманил его на течку, и это тоже можно было расценивать как своеобразное признание альфе. Разве нет? Разве этого было не достаточно? К чему было заводить от меня… Он едва знал меня. В чувства, вдруг проснувшиеся после течки, я, понятно, не верил. Дитер и не подходил-то ко мне ни разу, пока я не запер его в подвале.
— Ты ведь этого хотел, — ответил альфа после паузы, снова оглаживая живот.
— Но какое тебе было до этого дело?
Рука замедлилась, Дитер размышлял, пока я замер в нетерпении, желая узнать ответ на мучивший вопрос.
— Что ты хочешь услышать? Пылкие признания? — недовольно проворчал альфа.
— Какие, в жопу, признания, — я даже оскорбился таким словам, знал же, что Дитер дышит ко мне ровно. — Я хочу правду. — Хотел повернуться, но живот мешал, и я остался лежать, только вывернув шею, и теперь видел потолок и очертания альфы позади.
— Начистоту?
— Давай.
— Сначала я решил: ты вытащил меня из тюряги, чтобы я отомстил за твоих близких. Разделался с Тиратией с твоей помощью. Это понятно. Мои собственные мотивы не так уж далеки от твоих, так что мы шли одной дорогой, — прочистил горло Дитер. — Но когда ты затащил меня в подвал, я сообразил и ещё кое-что. Так что всё в порядке. Правда, — меня более ощутимо прижало спиной к чужой груди.
— Я… не совсем понял, — я реально не понял.
— Ну и чего здесь не ясно? — кипятился Дитер, явно не очень радуясь такому разговору. — Ты до тридцатника никого не подпускал к себе. Зато со мной решил сразу провести течку, грозившую залётом и меткой, после которой всех бы от тебя воротило до конца дней. А ведь мы с тобой и не разговаривали толком ни разу, кроме по делу. И какого хуя тебе на меня набрасываться? Ты же не такой, как другие омеги, ты можешь и сам со всем справиться, — Дитер перевёл дыхание. — Я как из подвала вышел, всё никак концы с концами свести не мог — ты-то ещё тот партизан. Пока додумался, чуть крыша не поехала. И всё же я вспомнил.