- Нравится? – сев рядом, чтобы натянуть ночную сорочку, Меда бросила в мою сторону невинный взгляд из-под пушистых ресничек.
- Красиво смотрится на твоей светлой коже, – спокойно заметила. - И насколько я помню, такая моделька нижнего белья вредна для женского здоровья.
- Ложь. Ничего там не трётся и не переносится с места на места. Они же плотно прилегают и повторяют движения тела, в отличие от других трусиков, которые и так и сяк могут повернутся.
- Можешь не стараться, твоя чисто женская привлекательность на меня не действует.
- А вдруг? Может подействует. Ты ведёшь себя, как мужчина, может и соблазнить тебя можно, как мужчину.
Я фыркнула, а она вдруг въехала мне по лицу. Хорошо въехала, по-мужски так. Локтем и с разворота, чтобы усилить весовую силу.
Я зажала нос и, стараясь не запачкать пол, отошла к шкафу, чтобы достать аптечку.
- Всё ещё будешь считать, что я беззащитна?
Не думала, что её заденут мои слова на счет "рассыплется".
- На худой конец пойдет, - я лукавила, её удар был поставлен, как у меня.
Но он годен лишь при эффекте неожиданности. Максимум пару раз в одной ситуации это сыграет на руку, в третий не пройдет. Не сомневаюсь, что у неё ещё пару приемов в запасе, но она врач – не военный и её не обучали, как бойца. И она не знает всех правил и тонкостей в этом деле, в то время как я могу полноценно защитится, а она – нет.
В меня полетела моя же подушка от возмущенной моей наглостью девушки. Я прогнулась в бок, и она пролетела мимо. Стерев излишки мази, подхватила подушку с пола и запустила обратно. Йес!
Послышалось задушенное "ух!" – кое-кто поймал подушку.
Меду откинуло на противоположный край, и она едва не вывалилась с кровати.
Я рассмеялась, когда она состроила страшно удивленно-растерянную рожицу в ответ.
Закончив с собой, вернулась к спальной полке и забрала из податливых рук подушку, чтобы положить её на место. Но не успела.
Меда откинулась спиной на простынь, спустив одну ногу на пол, а вторую согнув в колене. Она раскинулась передо мной, подобно сотни раз прочитанной книги. Словно приглашая, уговаривая, прося, заманивая. Смотрясь в своей полупрозрачной короткой сорочке потрясающе сексуально. Делая более интересной и загадочной, её отенял мягкий свет трёх бра, раскиданных в стены по всему блоку, словно брызги капель. Она глянула лукаво из-под ресниц, тут же застенчиво спрятав взгляд.
Для мужчины это был бы вызов, приглашение, сигнал: "Бери! Бери! Бери!". Я не мужчина, но странное коробящее чувство зашевелилось в груди. Так, обычно, душа против насилия, когда я отвыкаю после нескольких месяцев без "заданий".
И чисто с эстетической точки зрения, понимаю, что картина очень живописная.
- Ты, это, двигайся давай.
- Ложись. К стенке, - и смотрит невинно, будто не понимает, что мне придется перелезать через неё.
Оперевшись на руки возле её плеч, я склонилась и прошептала, подражая мужскому прокуренному голосу:
- Будь у меня ****, я бы ******** тебя.
И перевалилась через распростёртое тело.
Один.
Два…
Меда отвернулась, обиженно натянув тонкое одеяло.
Значит, у меня получилось достаточно правдоподобно изобразить манеру речи мужчин. Тех самых, которых она так ненавидит.
Именно такую реакцию я и ожидала. А дело вот в чём – в её мечтах, если у меня появится мужской орган, то я непременно буду чуткой и нежной по отношению к ней, а тут такая грубость в момент, когда она предлагает себя.
Я долго избавлялась от привычки говорить, как пацан. Во время службы в армии мне необходимо было адаптироваться, а грубость – отличительная черта каждого мужчины. И я легко адаптировалась, приняв их манеры, жесты, привычки. А потом, четыре года, пока училась на военных кафедрах интенсивно избавлялась от многих ставших ненужными мне привычек. Но грубить я умею и люблю. От этой привычки я избавилась наполовину – она осталась в моём арсенале слов, но я применяю её в лишь выгодные для меня моменты или после заданий.
- Подушку возьми, она для тебя.
- А ты?
- А я сплю без подушки, чтобы осанка оставалась ровной.
- Тогда зачем она здесь?
- Я складываю на неё ноги. Не побрезгуешь?
На самом деле ноги я не складывала – ночью я обнимала подушку, как могла бы обнимать мягкую игрушку.
- Пахнет тобой, замечательный аромат.
Громко надышавшись вещью назло мне, Меда положила подушку под голову и с почти незаметным блаженством расслабилась на ней.
- Ты его боишься?
- Богданаша? – уточнила Меда, дернув плечиком.