Если секунду назад Виктор хотел быстро покинуть больницу и помчаться в отдел, то сейчас его захлестнула ярость. Терпение полицейского лопнуло, и он схватил изумлённого эскулапа за воротник, притягивая его к себе через стол:
– Какими, в пизду, холостыми патронами?! Ты идиот, или прикидываешься? – Кричал он ему в лицо. – Хуй с ним, что ты не веришь в то, что мы видели. Тому, что мы показали. Ты можешь не верить даже новостям, которые уже засрали все городские группы и чаты. Но ты, сука плешивая, даже не хочешь оторвать свою жопу от кресла и лично выяснить причины гибели людей в ТВОЕЙ больнице?!
Он отвесил звонкую пощёчину по лоснящейся щеке и полностью перетащил врача через стол, пинком ноги открыв дверь, выволакивая его в коридор.
– Ладно, Исаак Аркадьевич, мне дела нет до того, что здесь будет через час. Мне абсолютно плевать на жизни сотен человек в этом здании, которые вот-вот начнут жрать друг друга. Я уберусь отсюда так сразу, как только ты увидишь всё лично! – Кричал сержант, толкая того к лестнице.
Взволнованный Гоша семенил за ними следом, то и дело оглядываясь по сторонам, ожидая нападения. Ему уже не требовались доказательства того, что длятся последние тихие часы, а может и минуты его жизни.
– Что ты себе позволяешь, щенок?! – Кричал толстяк, пытаясь вырваться и отбросив напускную вежливость. – Ты знаешь, кого я знаю?! Ксиву свою жрать будешь и молить о прощении, сучонок.
– Непременно, – кивал сержант, заталкивая Аркадия в дверной проём приёмного отделения. – Я тебе и на это видео-доказательства сниму. Гоша! – Обратился он к санитару. – Можешь прозвонить все отделения и предупредить коллег об опасности?
– И что я им скажу, Витя? Что на нас Чужие напали? – Развёл он руками.
– Говори, что пожар или утечка кислорода. Пусть все сваливают и забирают нормальных пациентов, которые не припадочные и не на вязках. Иначе дело – труба!
– Понял! – Бросил парень и бегом кинулся к ближайшему сестринскому посту за телефоном.
***
Сегодня утром она вышла на последнюю смену. Аркадий Исаакович даже слушать не стал её оправдания.
«Пьянка — есть пьянка! Вон!» – Крикнул главврач, подписав и швырнув ей заявление по собственному желанию.
Несколько месяцев назад Снежана устроилась санитаркой, чтобы сводить концы с концами. Тяжело пережив развод с мужем, она стала запиваться.
Бутылка пива с утра, чтобы проснуться. Ещё кружка, чтобы голова прошла. Две бутылки, чтобы уснуть ночью. Ну и неподдающееся подсчётам количество выпитого на протяжении всего дня в течение всего выходного. А потом алкоголь пришёл к ней и на работу.
Среди санитарок было много пьющих, но Снежана пила больше всех. Ещё бы — двадцать пять лет совместной жизни это не шутка. Нашёл себе молодуху и сбежал с ней, кобель.
А она ждала, что вернётся, корила себя за лишний вес и неумение готовить. Отвергала всех мужиков, которых приводили подруги свататься. Кольку своего ждала.
В ту смену она приволокла на работу сразу несколько бутылок водки, чтобы пить всё дежурство, а после работы сразу продолжить дома, не заходя за догоном в магазин. И не рассчитала.
Исаакович спалил её крепко спящей в компании пустой тары на чистом постельном белье, которое она пришла забирать в автоклавную. И сразу же заставил написать заявление.
Сегодняшним утром везли много взбесившихся людей, которые бросались на прохожих и кусались.
«Юродивые» – так она их назвала.
Привезли менты одного такого прохожего. Его сразу в отделение к Снежане определили. В хирургию.
«До чего ж на Коленьку моего похож, красавец» – думала санитарка, с улыбкой рассматривая пятидесятилетнего мужчину с рваной раной на руке и животе. Врач наложил швы, и «Колю» только что перевели в палату, где после операции спали такие же покусанные.
Снежана переложила его на кровать, села рядом и стала о жизни горевать. И про развод рассказала, и про детей, что сбежали от неё к отцу. И всё причитала про своего любимого Колю, который бросил её.
– Водки дай… – прошептал мужчина, шумно хрипя. – Помру, чую… выпить хочется.
– Сейчас, миленький, сейчас. – Засуетилась Снежана. – Я быстро, Коленька, я мигом! – И выбежала из палаты.
Когда она вернулась с бутылкой, пряча её в подоле халата, что был накинут сверху на медицинский костюм, «Коля» уже не хрипел, но сидел на кровати, глядя на неё каким-то пустым взглядом. И глаза его горели неестественно ярко оранжевым огоньком.