Буба выглядел так, будто его вот-вот стошнит. Элен хотела знать, почему именно она. Она тянула время.
— Я не знаю точно, почему ты. Это каким-то образом связано с твоим прошлым. Мне показали тебя много лет назад и пообещали, что ты станешь моей невестой. Мы с тобой должны овладеть тайной. И я получу новое тело — сильное, молодое, красивое вместо этих уродливых, внушающих жалость форм. Она обещала мне это.
— Она? — Элен перестала развязывать мокрые от пота ремни.
— Она предводительница Братства Тьмы, и ей три тысячи лет.
— Держу пари, ей не дашь ни одним днем больше двадцати девяти, — сказала Элен.
— Больше сорока. Она снимается в кино, — объяснил Беган. — Когда ты была маленькой девочкой, она брала меня к тебе, и мы видели, как ты играешь в школьном дворе, или смотрели через окно, как ты спишь.
Элен возмущенно поежилась.
— Я не знаю, почему именно ты из всех людей, — продолжал Беган. — Это имеет какое-то отношение к — я ненавижу это слово — твоей карме. Очевидно, много лет назад ты была колдуньей в Древнем Египте и погубила жизни многих тысяч людей.
— Мне очень жаль.
Беган пожал плечами:
— Все мы стараемся сделать как лучше. Но теперь пришла расплата. Мы должны расплатиться с кармой.
Туберский объяснил бы, что расплата с кармой — еще одна ошибочная концепция, сказка для домохозяек, в которую все верят по ошибке. Но Туберский был далеко.
— Не обижайтесь, но я не верю во всю эту чепуху…
— Неважно. Это эксперимент, и у нас впереди долгие годы. Мы сможем поговорить о многих интересных вещах.
— …не знаю, что сделала я, но не думаю, чтобы мне захотелось выйти замуж за существо, которое хладнокровно убивало людей, и к тому же я уже…
— Она горячая, — перебил ее Беган, — кровь, всегда горячая. — Он яростно затряс головой, как бы пытаясь отмахнуться от угрызений совести. — Я убил сотни людей голыми руками. Сотни. Ничего не изменится, если к ним добавится еще один, не так ли? Или еще сто? Я поддерживаю баланс в природе, даже Бог не может…
Беган задрожал и согнулся пополам.
Боль. Митикицкая не разобрала, стонет ли он или это скрипит его тело.
— С вами все в порядке? — спросила она, наклоняясь вперед.
— Д-д-ааа! — прошипел он и выпрямился. Крик застрял у Митикицкой в горле. Последние метаморфозы М.Дж. Бегана — голоса, какофония голосов, как будто рой сердитых пчел жужжал у него в мозгу и каждая в чем-то обвиняла. Пульс его повысился до ста пятидесяти, потом до двухсот, трехсот и четырехсот пятидесяти в минуту. Адреналин. Истощение. Несмотря на истощение, клетки его тела горели. Он чувствовал, как тело его горит и раздирается, и Беган увеличивался в размерах на глазах у Митикицкой. Она испуганно наблюдала, как он вырос еще на дюйм, нос стал черным и блестящим. Черные с проседью волосы росли прямо под глазами. Дыхание стало жадным и прерывистым.
— Ах ты, черт, — выдохнула Митикицкая и отшатнулась назад. Она натолкнулась на Бубу и ухватилась за его ноги. Глаза Бубы были закрыты. Он читал покаянные молитвы.
— О-о-о-о-о-о! Больно! — стонал Беган. — Мне это нравится. Хорошо. Теперь хорошо, — сказал он, делая глубокие вдохи. — В этом месте у меня всегда кружится голова.
— Может быть, попробуете думать о чем-нибудь приятном, — предложила Митикицкая.
— Я думаю, — ответил М.Дж. Беган, выдавив собачью улыбку. — Я думаю о тебе.
Луна медленно поднималась и как будто улыбалась невинной и безмятежной улыбкой. Беган опустился на четвереньки и поднял голову, чтобы лучше видеть ее.
— А что случится со мной? — спросила Митикицкая. Она лихорадочно работала руками. Узлы набухли от пота.
Беган медленно вращал головой:
— Тебе хочется знать все в деталях?
Она посмотрела на столб:
— Просто нарисуйте общую картину.
— Тебя привяжут к нашему венчальному столбу. Я возьму тебя. У тебя будет мой ребенок, подарок моей госпоже.
— Тут возникает проблема, — сказала Митикицкая.
— Тихо.
— Я уже…
Слово «беременна» заглушил вой полудемона-полуживотного. Беган прыжками приблизился к Митикицкой. Она перестала возиться с узлами.
— Когда поднимется полная луна, моя трансформация закончится. Никакая сила на земле не остановит меня этой ночью, при этой луне, когда я буду обладать полным могуществом. Я превращусь из зверя в человека и никогда больше не буду ползать и прятаться в кустах!
— Как хорошо. Продвижение в чине. — Узел поддавался.
Беган смотрел на поднимающуюся луну. Он стонал и корчился от боли, как пьяный танцор. Мускулы его росли со страшной скоростью, клетки мутировали и множились в бешеном темпе, волосы буквально росли из тела. Беган разрывал на себе одежду мощными скрюченными когтями. Голос его теперь глухо вибрировал:
— Скоро я войду в тебя, невеста…
"Черта с два, — подумала Элен. Второй узел был почти развязан. — Я скорее умру".
— А потом, дорогая, мы устроим пир, чтобы скрепить наш союз кровью, — визжал Беган, указывая когтем на Бубу, который старался не поднимать головы.
Белки, сосиски, шерифы. Диета Элен летела к черту. Буквально.
— Нет, извините, я не ем людей, — сказала Митикицкая, — даже в особых случаях.
— О Элен, все убивают, — уговаривал Беган. Его мощная теперь грудь вздымалась в лунном свете. Он успокоился на короткое время. — Мне надо сесть. Этот промежуток был тяжелым, как никогда, вскоре будет последний толчок.
Митикицкой не понравилось слово "толчок".
— Даже мои новые слуги, благородные братья Магоногоновичи, убивали. Вы знали это?
Элен покачала головой. Нет. Еще один узел развязан. Остался последний. В пальцах уже не было сил.
— Они поведали мне о своем маленьком преступлении. Ирония судьбы. Какой сюжет вырисовывается. Ах. Твой дружок. Майкл. Как мы сохраняем наши привязанности от одной жизни к другой. Майкл был твоим мужем сто лет назад. Та же суть. Другое тело. Он покинул тебя, Элен. Я нашел тебя. Ты покинула меня. И я убил тебя. Какая потеря. — Говорил Беган, будто произнося заклятия. Он долго смотрел перед собой на землю. На него нахлынули воспоминания об умоляющих о жалости жертвах. Беган с рычанием отогнал от себя жалость. — Твой Майк умер от разрыва сердца. Хрупкий, слабый, слабый он был человек. А короткий промежуток времени он был женат, как ты, конечно, знаешь. У него был маленький ребенок. Однажды холодным зимним вечером двое этих парней, накачавшихся алкоголем, играли в опасные игры на покрытой льдом дороге. Они столкнули ее машину в кювет.
— О Господи!.. — Элен опять прекратила распутывать.
— Да. Жена и ребенок Фенберга. Они могли остановиться и спасти женщину и ребенка. Они не сделали этого. Вместо этого они бросили в машину пустой бутылкой из-под виски. Они смеялись над криками, издевались, а потом уехали. Сегодня, после церемонии, мы с тобой побежим через первозданный лес. Мы отправим Фенберга в пустоту к его жене и ребенку. И ты будешь умолять разрешить тебе убить его. Я разрешу тебе. Я могу взять себе его брата. Совершенно… А-а-а!..
Беган откинулся назад и закрутился по земле. Он схватился за виски и визжал в своем последнем превращении. У него прорезались смертельно острые передние резцы. Всякое сходство с человеческим лицом исчезло, ничего не осталось. Это было искаженное похотью и голодом лицо монстра. Элен освободила одну руку, потом другую и сбросила путы.
Она бросилась бежать в никуда.
Они поиграли с ней пять минут, доведя до изнеможения, когда она пыталась найти выход из образованного ими круга. Митикицкая билась и кричала в истерике, пытаясь на какое-то время потерять сознание и в то же время боясь его потерять. Они привязали ее к столбу, стоя, с широко расставленными ногами. К верхней пуговице блузки Элен потянулся коготь и расстегнул ее, потом еще одну и еще одну. Морда волосатого оборотня была совсем рядом с лицом Элен. Она подумала о своем ребенке и о том, что, странно, так же дышала собака у них в доме.
Глава XXX
Невеста зверя