Выбрать главу

Огромная любовь обрушилась на мальчика с девочкой, когда им было всего по семь лет. Такая истинная любовь только начинается здесь и никогда не кончается, она принадлежит вечности. Арсений и Маша расставались, жили в разных городах и странах, но всегда оставались вместе. Подобно библейскому Ною, Арсений построил в своей жизни грандиозный Ковчег, спасающий от всемирного потопа зла, и позвал войти на борт Машу, близких и всех, кто захотел его услышать. Эти двое наших современников, опираясь на опыт отцов, сквозь испытания и боль, счастье и радость, научились жить в лоне вечной любви, которая «крепче смерти», той любви, «что движет солнце и светила», — и победили смерть огненным мечом этой блаженной любви.

Александр Петров

СЕСТРА НОЯ

роман

Сестра моя, всё — только впереди!

Булат Oкуджава, 1975 г.

ЧАСТЬ 1. МАРИНА И МАРИЯ

День лебедя

Символ нежности бесстрастной,

Недосказанной, несмелой,

Призрак женственно-прекрасный

Лебедь чистый, лебедь белый!

(«Белый лебедь» К. Бальмонт)

Впервые это случилось весной. Маша сидела на скамейке, подставив лицо солнцу, слушала воркование голубей и ожидала сестру. Марина, как всегда, опаздывала. Обещала быстро собраться и догнать сестренку, но прошло минут двадцать, а Марины нет как нет. Маша привыкла к такому поведению сестры, ничуть не обижалась и даже научилась использовать время ожидания себе на пользу. Например сейчас, она отложила книгу и с удовольствием загорала под теплыми лучами весеннего солнца, прикрыв глаза.

Перед ней медленно кружились оранжево-зеленые галактики, вспыхивали красные облака, переливались всеми цветами радуги и уплывали, чтобы уступить место другим, еще более причудливым. Где-то рядом уютно ворковали голуби, чирикали воробышки, смеялись и вскрикивали дети, вдалеке весело заливалась лаем собака и звал кого-то певучий клаксон нетерпеливого автомобиля. На миг ей представилось, будто на всей земле среди птиц и животных она осталась одна-одинешенька, и это её вовсе не испугало. Еще в детстве бабушка в церкви показала ей огромного ангела на иконе и сказала, что и у неё есть такой же красивый, добрый и сильный защитник. Иногда Маша даже разговаривала со своим Ангелом-хранителем, а он ей помогал.

Вот и сейчас Маша ни зрением, ни слухом, а скорей, подсознанием почувствовала появление рядом с собой ангела. …Или кого-то доброго и могучего, способного защитить и помочь. Она любовалась оранжевой галактикой, которая так величественно раскручивала гигантскую спираль, расширяясь, заполняя огромное зеленое небо. С трудом оторвалась Маша от дивной картины, открыла глаза и метнула взгляд в сторону подъезда, где Марина щебетала с подружкой. И только убедившись в наличии сестры, робко оглянулась — и сразу опустила глаза. В полутора метрах от Маши на той же скамейке сидел самый красивый парень в мире!

Она знала, что его зовут Виктор, его уважают и даже боятся мальчишки, а девочки видят во сне и мечтают хотя бы об одном свидании с ним. И вот этот герой, как ни в чем не бывало, сидит рядом и внимательно смотрит на неё. Сердце девушки ёкнуло, секунд десять попрыгало в груди и внезапно успокоилось. Когда парни вот так подолгу смотрели на Машу, это всегда её смущало, она опускала глаза, спешила уйти, скрыться — но сейчас ничего такого не было. Словно Ангел-хранитель успокоил девочку.

И еще что-то случилось!.. За тот миг, когда она мимолетно взглянула на него, Маша успела рассмотреть печаль на красивом лице. Горечь затаилась в изгибе губ, в глазах, в усталой позе тела, развернутого к ней. Вот почему она подняла лицо и доверчиво, открыто, с девичьим любопытством посмотрела на Виктора.

Глаза девушки редко поднимались на собеседника, почти никогда не смотрели в упор. Их можно увидеть только случайно или как-то искоса, в полупрофиль, но уж если кому-то посчастливилось уловить непрестанное сияние Машиных глаз — это становилось незабываемым событием. В этих озерах невероятной глубины играли все оттенки жизни, отражаясь в чистых водах под пронзительными лучами солнца от поверхности до самого светлого дна. Глаза поднимались к небу — и наполнялись лазурью, если девочка рассматривала траву — словно изумруды сверкали из глубины, цветы — зажигали калейдоскоп всполохов, как во время радужного июньского дождя. Душевные переживания, как бы они ни были глубоки, только слегка поднимали или опускали уголки губ. И всё в Маше было плавным, тонким и таинственным. Если не прислушиваться к словам, в мелодичном журчании голоса можно уловить нотки колыбельной, тихого плача влюбленной девочки или материнское утешение обиженного ребенка.