— Конечно, не жертва. Ты — выжившая, — отвечает наконец она.
А я замечаю, какое у нее, оказывается, красивое лицо — гладкое и юное. Она шутит, что это от лишнего веса — известно ведь, что у полных людей лучше кожа, но я знаю: здесь на нее работают вдумчивость и отзывчивость.
— Выжившая… Выжившая? Точно выжившая? — повторяю я.
Она уверенно кивает в ответ.
Легко сказать — иди к психотерапевту.
Легко сказать — напиши письмо маме.
Легко сказать — напиши письмо мучителю.
Легко сказать — напиши это просто для себя.
— Вообще, напиши это просто для себя, — сказала Алиса. — Напиши, как чувствуешь. Как ты это помнишь. Если больно — можешь потом не перечитывать. Господи, да можешь просто сжечь! Но обязательно напиши.
…Те дни пахли пряностями. Мне было по-августовски счастливо. Я читала «Здравствуй, грусть». Книга мне казалась смелой. Я тоже так хотела. Типа я злая и циничная Сесиль. И у меня красивое и молодое тело. И будто в море — вот там вот в море — плавает мой Сирил.
И хотя на даче не было моря, он мне нравился. Тот соседский мальчик. Я не помню его имя — память зла. Дни были пряными.
Мы слушали музыку на его смартфоне. Я впервые держала в руках хороший смартфон. Я впервые держала в руках…
Юра узнал про мальчика. Сказал, у тебя засос. Я сказала, не твое дело. Он сказал, все узнает бабушка. Я сказала, да пожалуйста.
Ночь была тихая. Темная, сливовая. Я дочитала «Здравствуй, грусть». И, кажется, тайком курила на веранде.
Он подкрался сзади. Сначала меня обдал перегар. А потом одна рука схватила мое лицо, другая — талию. Руки пахли знакомо.
В страшных фильмах, когда такое случается, сразу начинается гроза. Но ночь стояла тихая, темная, сливовая.
Я ничего не вижу — вокруг плотная ткань ночи, и только белая пластиковая лепнина, застывшая на аккуратных квадратах потолка, вздрагивает в моих зрачках.
Я не могу дышать — тяжело и душно.
Я не могу забрать воздух, чтобы обменять его на крик.
Я вжимаюсь ухом в подушку. Я не могу слышать это знакомое дыхание.
Не видеть. Не дышать. Не слышать. Не осознавать. Не быть.
Внутри нет крови. Только жидкое железо боли.
Пунктиром. Тонким ненавязчивым пунктиром. О господи, как стыдно. Как страшно.
Мое тело то тут, то там. Какая большая кровать. Мой рот. Мой живот. Мои ноги. Моя грудь. Нет, это не тело, какое же это тело? Это какая-то каша. Каша растекается. Форму он придает ей сам.
Я — не человек и даже не вещь.
Он говорит, убью, если ты скажешь.
В ту минуту мне было не страшно умирать. Я — не человек. Я даже не вещь.
Главная моя проблема — память. Я предпочитаю ничего не помнить, потому что память — синоним боли.
Но Алиса сказала, что советует вспоминать все и прорабатывать. Проработать для меня — это значит разделаться. Я думаю, самое важное, когда копаешься в прошлом, разделаться с собой. Определить, в чем ты был не прав, и постараться исправиться.
И вот тут-то память меня и подводит. Первой мне на ум пришла Прошина — кстати, ее-то я в Турцию отправила и даже провожала в аэропорту, а она меня трогательно обняла на прощанье.
А вот с остальными было сложнее. С подсказкой школьных подруг Лизы и Вики я все же вспомнила фамилию девчонки, которую поставила на счетчик, неоригинально обвинив в краже сигарет из моей сумки. Решетникова, Света Решетникова. Вскоре после нашего с ней конфликта она перешла в другую школу, а в институте училась и вовсе на юге страны. С одноклассниками не общалась. Найти ее в соцсетях мне не удалось. Может быть, вышла замуж и сменила фамилию.
Алиса говорит, достаточно осознать и что, мол, я не обязана как-то возмещать причиненный вред. Ведь я была глубоко травмированным ребенком. Но я в ответ только мотала головой, хоть и чувствовала, что, если бы не Решетникова, Прошина и кто там еще был, я бы, возможно, убила саму себя. Тем сильнее сейчас было желание хоть как-то переписать прошлое.
Наконец, через одну из своих клиенток, которая работала в крупной страховой компании, я раздобыла номер телефона Решетниковой.
— Света, привет. Я так долго тебя искала. Есть минутка поговорить?
— Это не Света. Вы ошиблись.
— Как не Света? Мне нужна Решетникова Светлана Анатольевна… — растерялась я.
— Девушка, я ничем не могу помочь.
Я не нашла ничего лучше, чем позвонить в службу поддержки мобильного оператора.