Я не хотела принимать таблетки. Инструкции вопили, что лекарства приведут за собой лишние килограммы. Но Алиса была непреклонна.
— Поманипулирую-ка: вот я не хочу тебя расстраивать, поэтому не ем жареное и пью эти твои противные смузи! — заявила она.
Я сдалась, начала пить таблетки. И правда стало лучше. Поймала себя на мысли, что мне нравятся лекарства, а вот психотерапевт — не очень. Ей было тяжело говорить со мной об инцесте. Только я заходила в кабинет, она начинала нервно теребить все, что лежало на столе. Я бы прекратила лечение но боялась обидеть Алису, которая считала ее прекрасным специалистом.
Я стала больше есть, но внезапно даже не опечалилась этому — оказалось, еда может быть до странности вкусной. Музыка бывает очень приятной. Книги — интересными. Фильмы — захватывающими.
И вот однажды я увидела в зеркале прекрасную лютую чертовку.
— Я тебе устрою Новый год, — мысленно обратилась я к брату.
— Нет уж, я считаю, это не самое лучшее, что ты можешь сделать, — спорила со мной Алиса, внезапно отказавшись от любимого слова-паразита, выстреливая четкими словесными конструкциями. — Они не поймут тебя. Прекрасно знаешь, что ты услышишь. Он будет убеждать их, что ты врешь. Представь: вот стоишь ты перед ними, вывернув кожу наружу. Сплошная кровоточащая рана, а они тебе говорят дикие слова, типа «Почему ты столько лет молчала?!», «Вы всегда дрались, какая же ты жертва?» и так далее. Ты точно это вынесешь?
— Я не верю в Бога…
— Я тоже не верю, при чем тут это?
— А то, что зло придется пойти и наказать самой.
Она обнимает меня:
— Никакие идеалы не стоят твоего душевного комфорта.
— Ты не права. И вообще это мое решение. Это характерно для твоей профессии — пытаться контролировать надломленного человека?
— Иди в жопу.
Мы смеемся.
Черт, совсем забыла: у меня же процедура через 15 минут.
Звоню в салон и предупреждаю, что задержусь на полчаса. Алиса, как мне кажется, осуждающе поглядывает на меня. Мою кислоту в губах она не одобряет.
— Ну да! Да! — Я взрываюсь. — Пойду вколю в губы единицу гиалуронки!
— В прошлый раз отек три недели не спадал… И жевать ты сутки не могла. Зачем такие дикие жертвы?
— Считай, что это мои ритуалы.
Дальше объяснять нет сил. Что так я возвращаю себе свое тело. Ладно, пускай не совсем свое. Ведь до инцеста у меня не было ни железной задницы, ни длинных волос, ни пухлых губ. Я доказываю себе: это мое тело.
— Прости, что не до конца тебя понимаю, — прошептала Алиса. — Пообещай, что проработаешь и этот момент с Натальей Петровной…
Я подумала: как жаль, что мама никогда мне не говорила этих слов «прости, что я тебя не понимаю».
Родителей я давно воспринимаю как трупов. Отец заформалинил все человеческие чувства. Маму будто припорошили кладбищенской землей, а она и рада: живет для вечности. Мне кажется, в тот миг, когда я скажу им страшную правду, они наконец проснутся. Я знаю: и раньше все было очень плохо, теперь станет еще хуже, но молчать я больше не могу.
И квартира лежала мертвой. Она всегда казалась мне старой и уставшей, хотя въехали мы в только что построенный дом — помню, как папа ругался на притаившуюся кое-где плесень («Дом не отстоялся! Кто так строит! Вот так стандарты теперь!») и худощавые стены («Тоньше, чем в хрущевках! Сверлишь — полстены на полу!»).
В одном углу замерли серебристые трубы обоев, в другом — спали аккуратно утрамбованные брикеты напольной плитки. Вероятно, они должны были очутиться на стенах и полу во время ремонта, но он все не случался.
Полезла в кухонный шкафчик за стаканом, а дверца, держась на одной петле, задела руку.
— Осторожно, осторожно! Папа все никак не подкрутит, — бросается ко мне мама. — Юленька, я так соскучилась. Хорошо, ты хоть в Новый год к нам пришла.
— Как дела, мамочка?
Я заранее ее жалею. И думаю: может, отсидеть эти несколько часов, проглатывая папины пьяные шутки и стараясь не смотреть на брата, а потом как ни в чем не бывало уйти домой?
— Ничего. — Она почти невидимо улыбается. — Сейчас вот думаю, не поехать ли послушницей куда в монастырь. Как говорит мой любимый батюшка, на каждого православного до сих пор приходится чуть ли не по целому монастырю в руинах.
Открывается дверь, не успеваю отвернуться и вижу его в дверном проеме. Поддерживает Иришку за локоток, другой рукой за капюшон втаскивает в квартиру сопротивляющуюся Анюту.
— Какая у нас красавица выросла!.. Да вы посмотрите на эту принцессу! Вот так платьишко! Это кто тебе такое красивое платье купил? Папочка? — обрушивает мама на Анечку водопады любви. — Ириш, ты к врачу по поводу волос не записалась?