Конечно, армия сделала меня сильнее. Я почувствовал, что даже мать стала меня больше любить и уважать. Значит, выбор был правильным. Но все равно я в глубине души сомневался в том, что живу той жизнью, которой хотел.
Если бы не алкоголь, эти сомнения совсем бы меня замучили. Спиртное очень хорошо обезболивает.
Так вот. Про знакомство с мамой. Теперь, когда я знаю правду о постыдном поступке своего сына, то понимаю, что и я вашу маму изнасиловал. Что я много лет ее, можно сказать, насиловал.
Она никогда меня не любила. Она стала моей женщиной в обмен на то, что больше ее никто не тронет. Для безопасности в гарнизоне это было необходимо. Потом она смирилась, но никогда меня не любила. И это страшно раздражало. Наверное, поэтому я ее бил.
Бить — плохая привычка. Хуже, чем алкоголь. Но я заставил себя перестать это делать. Наверное, это единственное, за что я себя уважаю. Отказаться от этого было очень трудно. Ведь когда я ее бил, то чувствовал, что она мне наконец-то принадлежит.
Когда я думал о поступлении в театральный, то хотел декламировать «Героя нашего времени». Себя, конечно, воображал Печориным. Помню, девчонкам из класса было жалко Бэлу. А мне никого не было жалко. Ваша мама — моя Бэла. Что, удивлена? Думала, я классику не знаю?
Ты, наверное, не помнишь, но раньше, когда к нам приходили гости, я, как выпью, начинал стихи читать. И не какого-нибудь Есенина, а Мандельштама, Пастернака. В те минуты я себя на сцене представлял. Но никто этого не знал. Ни друзья, ни Неля, ни вы с Юркой.
Когда родился Юра, а потом ты, я был очень счастлив. Знаю, ты, возможно, в это не веришь. Но я понимал, что дети — главное в жизни.
Правда, что с вами делать, я не знал. Ухаживать за детьми я считал делом только для женщин, да и на службе проводил слишком много времени. А когда вы подросли, я обнаружил, что и не знаю, как к вам подступиться.
Как реагировать на ваши ссоры, я не понимал. Но точно помню, что в какой-то момент даже и меня это забеспокоило. Посоветовался с Исхаковым. Тот сказал, чтобы я не брал в голову. Дети часто живут как кошка с собакой, а потом становятся лучшими друзьями. Ну, или просто поддерживают нормальные отношения. Но он посоветовал свозить вас куда-нибудь.
И помнишь, мы поехали на море? Тогда, в первый и единственный раз? Казалось бы, отпуск, а я десять дней не пил. Мне не хотелось. Море было такое теплое, такое яркое. Я смотрел на маму, Юру и тебя, и мне казалось: у нас все хорошо. Хотелось навсегда запомнить эти дни.
И я запомнил. Запомнил, какая ты была красивая. Как ты была хорошо сложена уже тогда. Тебе было тринадцать. Получается, уже через месяц он тебя изнасиловал?! У меня до сих пор не укладывается это в голове.
Я смотрел, как ты плывешь, и размышлял: неужели пройдет несколько лет, и мне придется тебя отдать какому-то совершенно постороннему мужику? Который, возможно, увезет тебя далеко-далеко? А если он причинит тебе вред? Я становился бешеным от этих мыслей. Дочь — это мое. Может быть, единственное мое. Помнишь, я тебя так иногда называл — «мое»? А ты говорила: «Папа, я что, по-твоему, вещь?»
Оказалось, что тебя забрал и измучил собственный брат. Как я мог с этим жить, будто ничего не случилось?
Когда ты все это сказала тогда, за новогодним столом, я принял решение: я его убью. И пошел убивать. Только никто этого не знает.
Недели две я думал, как это сделать. Ничего вразумительного не придумал. В конце концов просто взял канистру с бензином и облил стены военной части, где он сидел. Чиркнуть спичкой не решился. Я же не знал, что этот гад на работе не появляется.
Выбежал лейтенант, который на вахте сидел. Узнал меня. Вы что делаете, товарищ майор, то да се… Ну я сказал, что хочу, чтоб мой сын сдох, потому что он — демон. Мужик позвонил Неле. Та прибежала и стала уговаривать лейтенанта, мол, не вызывай никого, ничего не рассказывай, у него заболевание. Увела домой.
А мне сердито сказала:
— Ну, и чего ты хотел добиться? Тем более что Юра уехал и на работу не ходит.
Я заплакал. Рыдал, как ребенок. И Неля плакала. Нам стало очень жалко тебя и друг друга. Может, это был единственный момент, когда она что-то почувствовала ко мне?
Мне стыдно. Я хотел сознаться, что никакой шизофрении у меня нет, что я просто отказываюсь жить в этих новых обстоятельствах, что я не знаю, как нужно реагировать на то, что мой сын изнасиловал мою дочь, что, наконец, я не вижу никакого смысла в своей жизни, поэтому и решил прикинуться больным, приплатив Исхакову, чтоб тот подтвердил, что я сошел с ума.