- Что у Вас с волосами? - Порой Монтгомери без переходов спрашивал о вещах, вроде бы не связанных между собой, сбивая собеседника с толку и внимательно наблюдая за реакцией.
Тронув кончики волос, Мэри усмехнулась и посмотрела Монтгомери прямо в глаза.
- Дражайшая свекровь подпалила мне их свечой месяц назад. - Она на секунду прикрыла глаза и добавила, нарочито переигрывая: - Разумеется, совершенно случайно.
А ведь это мотив или часть мотива. Мэри приходилось тут несладко, ей в голову могла прийти мысль об убийстве. И с тем же успехом мысль могла посетить раскабалённого Альберта или одну из его сестёр, озлобившихся от женского одиночества и разглядевших истинную причину своего несчастья.
Надо будет попросить сержанта Патрика, чтоб он велел одному из констеблей обойти ближайшие аптеки, вдруг кто-нибудь из родственников покойной недавно покупал сильнодействующие лекарства, а то и яд. Мэри, разумеется, купила бы не рядом с домом, а на другом конце Лондона; ну да попытаться всё равно стоит.
Между тем ссора в гостиной не прекращалась. Доносившиеся оттуда голоса становились всё громче, интонации всё резче, и хотя до драки не дошло, стало решительно невозможно и дальше игнорировать происходящее.
- Простите, - Мэри встала. - Похоже, мне всё-таки придётся вмешаться.
- Вам нужна моя помощь? - Монтгомери не хотелось бы выставлять маленькую женщину, пускай и потенциальную подозреваемую, одну против разъярённой троицы.
- Нет, - угадав его мысли, Мэри улыбнулась. - Мой муж - добрый, спокойный человек, он никому не причинит вреда. Элиза и Эбигейл тоже неплохи, если и обидят муху, то только на словах. У них всех тихий нрав. - На лице Монтгомери столь отчётливо вырисовалась фраза «Оно и видно, точнее, слышно», что не было необходимости произносить её вслух. - Обычно они другие, особенно Альберт, поверьте. В доме горе, у них умерла мать, а мы даже не можем начать готовиться к похоронам, потому что не знаем, можно ли погрести тело, или полиция затребует его для осмотра.
- Осмотр - недурная идея. - Монтгомери пристально смотрел на собеседницу и увидел, как досадливо дрогнули её губы и сдвинулись брови. Что это? Понятное недовольство из-за предстоящей канители и задержки, или же настороженность, близкая к испугу?
Когда Мэри и Монтгомери возвращались в гостиную, инспектор подумал, как обидно будет, если окажется, что вся суета впустую и Далия Фостер умерла своей смертью. А какая-то Ариадна поставила на уши целую семью, взбудоражила их, оставив в шаге от нервного срыва, они же теперь не могут думать ни о чём другом... Минуточку.
- Миссис Фостер, - Монтгомери замер, Мэри остановилась и повернулась к нему. - Есть в доме нечто ценное, но не бросающееся в глаза?
Мэри поглядела на него удивлённо, хотя позднее удивлялась не догадке инспектора, а тому, что сама не подумала об этом в первую очередь. Всё-таки не зря говорят, что беременные становятся рассеянными.
- Что Вы имеете в виду?
- Что-то дорогостоящее, что нетрудно украсть, но так, чтоб это не сразу заметили, в особенности если переключить внимание домочадцев на выдуманную проблему.
Через две минуты инспектор Монтгомери, Мэри и оборвавшие распри Альберт, Эбигейл и Элиза стояли в комнате Далии. Комната сама по себе не отличалась светлотой, изяществом или яркостью, и накрытое покрывалом тело нисколько не добавляло обстановке жизнерадостности.
- Их нет, они пропали! - воскликнула Эбигейл, на правах старшей дочери владевшая ключом от шкатулки, где мать хранила свои драгоценности. - Пропали! Пропали мамины украшения!
Резная деревянная шкатулка выскользнула из её ослабших рук и с громким стуком упала на пол, лишь чудом не расколотившись пополам.
Наступившее гробовое молчание прервал нервный, но искренний хохот Мэри. Она тряслась от смеха, прижимаясь к стене, закрывая рот ладонью, и была не в силах остановиться. Альберт ограничился солидарной улыбкой. Они с Мэри никогда не говорили об этом, но оба понимали, что к чему.
В отличие от Эбигейл, Элизы, а теперь и инспектора Монтгомери.
- Что смешного? - надулась Элиза.