Отец Порфирий терпеливо дослушал этот неторопливый рассказ — знал он его и сам. Потом встал, перекрестился и поблагодарил Иону за гостеприимство и ласку.
— Так едешь?
— Пора.
— Ну, пошли, Господи, в добрый час… Бог благословит. Так если из нот чего хорошенького, не забудьте…
— Хорошо. Не забуду.
— Только и удовольствия моего осталось — ноты, — говорил Иона, идя рядом с отцом Порфирием, покашливая и кутаясь в рясу. — Нот собрал добре. Народ у нас тут больше из солдат. Людей образованных, понимающих в пении вовсе мало. Я вот регентом был. Пел в Ростове — голос у меня был беспредельный!
Отец Иона ухватился за голову руками, зажмуриваясь от восторга.
— Беспредельный! — запахивая полы рясы, воскликнул он. — Верхнее си и даже до брал!.. Потом в слободе Николаевской хор поставил — там староста был любитель. В селе из кого набрать? Народ занятой, спевок мало, а я все-таки обломал…
Тихая ночь серебристая плыла над монастырем. Точно иней покрыл железные крыши — забелели они под робким светом молодого месяца. Глухо ворчал вдали город.
— По безродности вот пришел сюда, — говорил отец Иона у самого вагона трамвая, — и был грустен мягкий голос его. — Временами тосковал жестоко по родным местам, по миру — тесно тут душе… Сколько раз уйти хотел… Теперь уже здоровьем обнищал, недолго осталось… Ну, прощай, сердечный мой… Во имя Отца и Сына… Будь здоров… С Господом!..
IV
Отец Порфирий вошел в вагон, перекрестился и поправил очки. В руке у него была плацкарта, на которой значился номер 8.
В первом купе сидела очень полная дама с двумя красноволосыми девочками и старик с сизым носом и сизыми щеками. Старик и дама, разговаривавшие между собой на неизвестном языке, неприязненно поглядели на отца Порфирия.
«Чужие люди, — подумал он. — Может, и неплохие, но Бог с ними… пройду дальше…»
В следующем купе тоже все было занято — на длинных лавках сидело по двое студентов, у окна стояла дама в необъятной шляпе. Отец Порфирий немножко оробел при виде молодых людей, за которыми хотя и числится ученость, но вместе с тем и слава не очень завидная установилась. Он бросил на них мельком взгляд, робкий и вопрошающий. Сидевший с газетой в руках бритый студент, похожий на актера, с горбатым носом и горькими морщинами около губ, — поглядел на него строгим, недоумевающим взглядом.
Отец Порфирий почувствовал, что надо объясниться.
— Восьмой номер — это какое место будет? — спросил он, улыбаясь и склоняя голову на бок.
— Это именно здесь, батюшка, — сказал другой студент с пушистыми белокурыми усами, делавшими его немножко похожим на кота. Бритый ничего не сказал и уткнулся в газету.
— Наверх придется вам, — улыбаясь и краснея, прибавил третий студент, очень юный на вид, коротко остриженный, с тем детским, торчащим вверх вихорком, о которых в деревне говорят, что их корова зализала.
— А-а… ничего, ничего… Спаси вас, Господи.
Отец Порфирий присел рядом с ним, на самом кончике скамейки. Саквояжик свой хотел положить на одну из коротких лавочек у окна, но дама или барышня в необъятной шляпе строго поглядела на него через плечо, точно отгадывая его намерение. Он оробел под этим взглядом и поместил саквояж у себя на коленях.
Рядом с юным студентом, по левую руку, сидел молодой человек в штатском, веснушчатый, рыжий, скуластый, — судя по фуражке, тоже студент.
— Личности нет у студента первого курса, — говорил он молодым, свежим баском. — На него всегда могут топнуть, пригрозить: выгоним, мол, если зачетов не сдашь… Что он такое? Протоплазма без оболочки!
— Ну, положим! — возразил безусый студентик, сосед отца Порфирия.
— А на третьем курсе какой-нибудь, извините за выражение, сопляк, который куражится над первокурсниками, совсем иной человек!
— Чем дальше, тем лучше — это всеконечно, — сказал студент с усами. — И экзаменуют совсем иначе.
Отец Порфирий поглядел на них с уважением: ученые люди. Он все еще не мог победить робости, но молодые лица их казались ему очень приятными, мягкими, добрыми и в то же время значительными, освещенными серьезной мыслью.
— Ну, а как Петровский? встречал? — спросил усатый.
— Петровский? — Рыжий студент коротко усмехнулся, — Пьянчужка стал. Совсем алкоголик. Кавалер ордена зеленого змия…
Звякнул два раза звонок. Рыжий встал.
— Ну, значит, всего хорошего, — сказал он тепло и грустно. — Счастливец ты, Ванька! — прибавил он, целуясь с юным соседом отца Порфирия. — Едет домой, подлец, к мамаше… а?.. на все лето!.. Ну, Алексей, а риведерчи! бувайте здоровеньки!..