— Ты что?! — взвыл сбир и тут же захрипел, так как на его горле сомкнулись, словно стальные клещи, пальцы Джироламо.
Схватка закончилась быстро и бесшумно. Джироламо втолкнул сбира внутрь, в темноту, и там несколькими ударами кулака, как кувалдой, оглушил его, столкнув в тюки с соломой.
Все вместе: Пьетро, Елена, Илья и Джироламо — собрались уже на корабле, покидавшем Спалато.
Глава 38
Над морем начала сгущаться тьма, когда они спустились к основанию форта и, наклонившись под узкой низкой аркой ворот, вышли на внешнюю площадку стены. Форт — мощная, казалось, циклопической кладки крепость с почти отвесными стенами высотой более десяти метров, неприступная и занимающая всю площадь скалистого островка, перекрывала вход в гавань неприятельским кораблям.
Джироламо шёл впереди с качавшимся в руке фонарём. Поднимался ветер, и море было неспокойным. Следом шла Елена, ведя за руку Илью, но тот двигался по узкой каменной полоске гораздо уверенней, чем мать. На углу под башней они остановились в ожидании.
Елена, наклонившись, что-то говорила сыну. Её душили слёзы, и она ничего не могла поделать с ними. Она уже смирилась с тем, что не может остаться с Ильёй, потому что вдвоём они останутся приманкой и для ускоков, и для восстающих против османов славян, и для турок, и для венецианцев — для всех, кто захочет ими воспользоваться. Значит, разлука. Только надёжно спрятав сына в каком-нибудь монастыре и под новым именем, она сможет сохранить и его, и себя. Но надолго ли? Ей казалось, что она и Илья обречены теперь на вечные скитания.
Джироламо обернулся.
— Итак, как тебя теперь зовут? — уточнил он в очередной раз, положив мальчику руку на плечо.
— Василий, — угрюмо отозвался тот, потом поднял голову и с вызовом посмотрел на венецианца.
— Хорошо, — сказал Джироламо. — Однако помни, что Василий — это всего лишь имя. О своём происхождении и о матери — ни слова. Как только всё успокоится, она вернётся за тобой...
Почувствовав, что его последние слова прозвучали фальшиво, Джироламо отвернулся и принялся вглядываться в темнеющую воду. Не верилось, что в сумерках да ещё при поднявшихся волнах кто-то решится выйти в море, даже ориентируясь на свет маяка на одной из башен форта.
Вдруг совсем рядом с ними послышался плеск весел. Из темноты вынырнула большая лодка. Люди в лодке ловко развернулись бортом, встали и перебросили концы Джироламо. Причалили. Молодой венецианец помог ступить на площадку высокому человеку в чёрной монашеской рясе и вежливо поклонился ему.
Женщина порывисто бросилась к монаху, склонилась перед ним на колени и поцеловала его руку, прося благословения. Монах перекрестил её. Елена поднялась и подвела к монаху сына. Василий тоже преклонил колена и поцеловал благословляющую руку. Монах с живейшим интересом рассматривал его. Мальчик, низко опустив голову, упорно не поднимал глаз.
— Как тебя зовут?
— Василий.
— Хорошо. Василевс — царь. Прыгай в лодку. Поторапливайся, нам надо успеть к берегу, пока не начался шторм.
Калуджер повернулся к Джироламо. Елена бросилась к сыну, борясь с рыданиями. Ветер развевал их одежду. Она обнимала мальчика, что-то шептала ему, причитая. Мальчик вёл себя сдержанно, даже холодно в присутствии посторонних. Потом порывисто, крепко обнял за шею мать. Она принялась исступлённо целовать его, цепляться за него, теряя рассудок.
Монах тем временем быстро переговорил по-итальянски с Джироламо. Он представился:
— Меня зовут Герасим. Герасим Влах.
— О, значит, вы итальянец? — спросил Джироламо.
— Да. Я родом из Анконы. Так вот, по поводу мальчика. Вы потом передадите это его матери, когда она будет в состоянии всё воспринимать должным образом. Мы сначала поместим его на нашем подворье в городе Канеа. Затем переведём в монастырь Святой Троицы, как условились. Это полдня пути от столицы. Но я хочу, когда он обживётся на острове и проявит способности, перевести его в Аркадийский монастырь.
Джироламо кивнул. Он много слышал об этом монастыре ещё от Йована в Спалато, и от фра Паоло в Венеции. Монастырь этот был основан 700 лет назад и посвящён благотворительности и учению. Его все щадят и почитают как пристанище, где бедные, больные и сироты находят самое заботливое попечение. Монастырь богат, живёт на приношения, даёт обучение молодым воспитанникам и славится как главный центр православного обучения.
— О мальчике никто не узнает, — продолжал монах. — И вы всегда сможете с ним связаться.