— Развяжите его! — приказал магистрат.
Тюремщики выполнили приказание, но остались поблизости. Капуциди затих в кресле, не в силах подняться.
— Я хочу с тобой поговорить, албанец, — сказал магистрат. Голос его был властным, не терпящим возражений.
Капуциди с облегчением заметил, что в камере отсутствовал священник. Значит, его последний час ещё не пробил! Магистрат сделал повелительный знак рукой, и тотчас все присутствующие покинули комнату. Они остались наедине.
— Капитан Капуциди, — сказал магистрат, — ты сейчас говоришь с одним из руководителей Совета Десяти.
— Меня собираются казнить?
— Тебя привели сюда для разговора, а вид гарроты будет напоминать тебе о той тонкой грани, которая отделяет тебя от другого мира.
— Я готов говорить! — воскликнул албанец.
— Ты утверждал, что знаешь, будто в Далмации готовится какой-то заговор. Это так?
— Да. Это правда.
— Какова цель заговора?
— Этого я не знаю.
— Но ты утверждаешь, что он направлен против государства и чести нашей Республики?
— Да.
— В чём заключается этот заговор?
— Мне известно, что заговорщики тайно связываются с некоторыми боснийскими и далматскими священниками и дворянами и хотят объединиться с ускоками.
— Для чего они это делают? Ускоки — враги нашей Республики.
— Я думаю, что они готовятся к каким-то военным... вооружённым действиям, — поправился Капуциди. Он немного успокоился. Кроме того, магистрат, говоривший с ним, знал содержание его письма. Это было ясно.
— Почему ты считаешь, что заговор направлен именно против Венеции? — В голосе члена Совета Десяти албанцу послышалось недоверие. — У тебя есть какие-то факты? Может, тебе кто-то сказал об этом или это твои умозаключения?
Капуциди горячо возразил, но постарался быть точным и ясным в своём ответе, как это ему удавалось, когда он разговаривал сам с собой:
— Фактов, что это заговор против Венеции, у меня нет. Также мне никто не говорил, что затевает что-то против Венеции. Но я исхожу из того, что это заговор. Если бы это был не заговор, а военная операция венецианского правительства, то, во-первых, я бы знал это. А во-вторых, меня, изгнанника, никто бы не пригласил в этой операции участвовать.
Магистрат некоторое время молчал, обдумывая слова албанца. Затем продолжил допрос:
— Что тебе предлагали заговорщики?
— Мне предлагали вступить с ними в союз, поступить к ним на службу.
— То есть они хотели тебя завербовать?
— Да.
— Что они предлагали тебе сделать?
— Мне предложили стать капитаном боевой галеры и подобрать команду для неё.
— Кто хотел тебя завербовать? Кто из заговорщиков с тобой говорил? Назови имя.
— Некто Франческо Аллегретти, дворянин из Рагузы, капитан галеры его святейшества Папы римского. Он говорил, что скоро здесь, в Далмации, будет жарко.
— Что ты о нём знаешь?
— Он плавает вдоль далматского побережья на своей галере — Рагуза, Спалато, Себенико и Зара, остров Лесина. Он торгует кое-каким товаром. На самом деле, я думаю, он занимается разведкой.
— Для кого? Для понтифика?
— Возможно, да.
— Кого из заговорщиков ты ещё знаешь?
— Лично — никого. Но Аллегретти называл мне нескольких каноников и жителей города Спалато, а также кавалера Бертуччи, который, как он сказал, служит у императора Рудольфа, и доминиканского монаха Чиприано, который служит ускокам и Папе римскому. Будто бы они задумали большое дело в тех местах...
— Какое? — быстро спросил магистрат.
— Он не сказал.
— А кого из жителей Спалато называл?
— Я не всех помню. Помню точно Джованни Альберти, ещё кого-то...
— То есть ты утверждаешь, что подданные Венеции, жители Спалато, участвуют в каком-то заговоре против своей Республики совместно с папским и императорским шпионами? Так?
— Нет. Не совсем так, — смело возразил капитан. — Я не могу утверждать, против кого направлен заговор. Я этого не знаю.
— И этот Аллегретти ничего-таки тебе не сказал о сути их заговора? И даже не сказал, зачем ему галера с боевым капитаном? — В словах и голосе магистрата снова промелькнуло недоверие, которое обидно задело Капуциди.
— Нет. Пока нет. Он сказал, что все подробности моей службы он расскажет, когда я начну работать на них.
— Ты дал согласие присоединиться?
— Дал... Но сначала я им сказал, что мне надо выполнить кое-какие дела в Италии. Я поехал в Милан. Я не собирался сотрудничать с ними. Единственное, что я хотел, это просить о прекращении моего изгнания и добиться разрешения вернуться в Венецию.