— Я не знаю, — растерялась тетка, — того и другого, наверное.
— Совет я тебе уже дал. Поверь мне на слово, многим помогает. Ты, похоже, действительно давно не отдыхала. А что касается сопереживания, любимая моя, то здесь ты могла бы обойтись и без моей помощи. В таких делах третий — только обуза.
Тетка молчала, обдумывая услышанное. Взгляд Лексеича снова ушел на сторону.
— Спасибо за кофе, — сказала тетка, вставая.
— Ты уже уходишь? — удивился шеф.
— Мне пора.
— Ты должна с ним встретиться, — сказал Лексеич, удерживая ее руку.
Тетка остановилась:
— Прости, что ты сказал, я не поняла?
— А что тут непонятного? — удивился шеф, — назначь ему очную ставку и все сразу станет ясно.
Тетка снова села.
— Ты думаешь, что ты говоришь? Он же мне не поверит! А если поверит, то не простит!
— Если не дурак, то поверит. А, поверив, поймет. Если, конечно, не дурак.
— Я — старая!
— Не старая, а взрослая.
— Я — толстая!
— Не толстая, а соблазнительная.
— Смешная!
— Экстравагантная.
— Злая!
— Ироничная.
— Глупая!
— Глупая.
— Сволочь! — засмеялась тетка, — я чуть тебе не поверила!
— Верь мне, Таня, я плохого тебе не посоветую.
— Посмотри на мое лицо, — устало сказала тетка, — на нем пыль веков.
— Ну и что? — пожал плечами шеф, — может он в натуре тоже не такой и писаный красавец.
— А мне все равно, — сказала тетка, — я его не за ноги полюбила, а за состраданье.
— А с чего ты взяла, что мы любим вас исключительно за отдельно взятые части тела?
— Ты хоть себе не ври! — усмехнулась тетка, — со мной сидишь, а глазами по сторонам стреляешь.
— Не путай созерцание с обладанием. Я ими только любуюсь, а разговаривать предпочитаю с тобой.
Тетка улыбнулась, вспоминая свой сон:
— А я сегодня ночью с тобой целовалась.
Лексеич поднял брови:
— Да? Ну и как?
— Ничего, — сказала тетка, вставая, — прикольно.
Он снова удержал ее, на этот раз за ремень сумки:
— Бросай его к чертовой матери, какой смысл так мучиться!?
Тетка нагнулась и поцеловала его в макушку:
— Пусть лучше он меня…
Спасибо и на этом, думала тетка, спускаясь в лифте. И в самом деле, стало как-то легче, свободней дышать. Разумеется, ни о какой очной ставке не могло быть и речи, но в одном Лексеич был абсолютно прав: она слишком далеко зашла. Настолько далеко, что заблудилась. А, заблудившись, угодила в сеть. Причем не в чью-нибудь, а в свою, собственную, гостеприимно расставленную с целью погубить ни за грош. Чуть коготок увязнет и уже всей птичке капец.
Банальная, в общем, история. Писаная-переписанная. Сирано де Бержерак и прочие. Но случай из классики выглядит как-то естественнее, правдоподобнее что ли? Да и у главного героя шансов на успех изначально было гораздо больше, чем у некоторых. И даже на первый мало заинтересованный взгляд непонятно, он-то чего кобенился? Подумаешь, нос? Велика проблема.
Здесь что-то другое. Что-то тайное, необъяснимое. А может быть, наоборот, разгадка лежит прямо у меня на ладони. Посмотри на себя, тетка, и все встанет на свои места. Господин Нос не снаружи, он изнутри был устроен иначе, и это внутреннее несовпадение с большинством на самом-то деле тяготило его, выбивало из общего строя, и в преодоление собственных исключительных качеств он совершал поступки, несовместимые со здравым смыслом.
А ты, тетка, всего лишь продолжательница великого почина. Но разве не глупо надеяться на помощь извне, когда ищешь выход из внутреннего лабиринта? А стоит ли, вообще, распыляться? Может быть, это глубокое, пещерное, нутряное одиночество вовсе и не наказание, а дар?
Так ради чего же все эти муки? Любовь, морковь, помидоры? Никогда хорошо не жили, не фиг и начинать! Быстро! Домой! Рысью! Уничтожить, стереть с лица земли, закопать, похоронить заживо и потерять в широком поле, травой поросший бугорок.
По дороге домой тетка прикидывала, как лучше ей осуществить задуманное. Уничтожить всю страницу целиком? Или оставить на всякий случай? А стереть только один маленький уголок, в котором она хранила свои несметные сокровища.
Пожалуй, лучше уголок. Сжечь быстренько этот черный свиток и больше никогда о нем не вспоминать. Заживем по-прежнему спокойно, плавно и уныло. Ну и пусть! Пусть уныло, зато как спокойно! И старухи отступят, и летающие тарелки, и Лексеич перестанет приставать с неприличными предложениями. Тишь, гладь, благодать!