— Награжу тебя, — повернулся я к Анхеру и ткнул в стену справа от входа. — Вот здесь высеки имена всех мастеров, кто храм строил, а в самом низу — имена горожан, которые помогали вам едой и трудом.
— Можно? — восторженно посмотрел на меня Анхер. — Мне будет дозволено на доме бога свое имя начертать?
— Я же тебе говорил, что ты будешь знаменит, как Имхотеп, — с самым серьезным лицом произнес я, зная, что этот парень немедля притащит к стене свою Нефрет, а та, не умея читать, будет гладить высеченные в камне буквы и восторженно смотреть на своего мужа.
— Великое дело сделано, — негромко произнес Гелен, который несколько месяцев из этого храма вообще не выходил. Он, наплевав на свой статус, таскал камень и подавал мастерам воду, проникшись грандиозностью замысла.
— Видение мне было, — негромко произнес я. — Бог Посейдон, повелевающий морем, открыл мне во сне, что в Аид люди после смерти не просто так попадают.
— А как? — жадно спросил Гелен, который даже рот приоткрыл, снедаемый любопытством.
— Понимаешь, братец, — увлек я его за локоть подальше от посторонних ушей. — Аид — он не таков, как мы его представляем. Мы вот считаем, что в подземном мире тоскливо и жутко, а это не так. Великие боги не могут хороших и дурных людей в одном месте после смерти собрать. Хорошим людям обеспечено доброе посмертие, а дурным — муки. Элизий — вот то место, куда попадут те, кто ведет праведную жизнь.
Я процитировал классика, с огромным трудом выковырнув из завалов памяти давно забытые строки. Кто бы знал, чего мне это стоило. Кое-что я, кажется, сам дописал, компенсируя дыры в воспоминаниях.
— Там человека легчайшая жизнь ожидает.
Нет ни дождя там, ни снега, ни бурь не бывает жестоких.
Вечно там Океан бодрящим дыханьем Зефира
Веет с дующим свистом, чтоб людям прохладу доставить.
— О-о-! — Гелен смотрел на меня округлившимися глазами и жадно внимал.
— Здесь, за отечество кто, сражаясь, раны прияли,
Кто непорочны остались, жрецы в течение жизни,
Кто — благочестны, пророки, вещая достойное Феба,
Изобретеньям искусным кто жизнь свою посвятили,
Память оставили кто в других о себе по заслугам…
На этом мои воспоминания иссякли полностью, но Гелен был нокаутирован. Он замер, глядя куда-то поверх моей головы, и повторял строки, написанные Гесиодом и Вергилием, выучив их с первого раза и навсегда. Тут вообще память у людей куда лучше, чем у моих современников, что были не в состоянии запомнить номер телефона. Рассказать какой-нибудь эпос длиной в сутки для ахейца или лувийца просто раз плюнуть.
— А люди дурные и порочные попадают в Тартар, где их ждут вечные муки, — заговорщицким тоном продолжил я.
— А что надо сделать, чтобы попасть в Элизий? — жадно спросил Гелен.
— Ну, для начала, нужно выполнять кое-какие заповеди, — небрежно продолжил я. — Их немного, всего десять. Вот, послушай. Почитай отца твоего и мать твою. Люби своих детей превыше себя самого. Не убивай, если на тебя не нападают. Не прелюбодействуй. Не кради. Не лги. Не желай ничего чужого. Не обижай гостя и того, кого шторм выбросил на берег, потому что он тоже гость, посланный богами. Не обижай хозяев дома, давших тебе приют, ибо эти узы священны. И самое главное! Почитай законную власть, ибо она от богов.
— Не понял, — растерянно посмотрел на меня Гелен. — Вот выбросило море на берег корабль с сидонцами. Их теперь не убивать и не грабить, что ли?
— Нет, — покачал я головой. — Дать приют и помочь собрать товар. Убивать всех чужаков подряд нельзя.
— Мне бы присесть, государь!
Гелен, не найдя места, умостился прямо на основании колонны, видно, парня ноги перестали держать. Лицо его приняло отстраненное выражение. Он переваривал свалившееся на него знание, а я загибал пальцы, припоминая первые четыре заповеди. Да, они точно не подходят. И кумиров мы возводим, и богов всуе поминаем, и день субботний для нас полнейшая абстракция. В общем, я пока решил обойтись шестью старыми, добавив четыре от себя. Здесь с чужаками совсем беда. Они испокон веков законной добычей считаются. Потому-то и ходят караваны, вооруженные до зубов. Потому-то пропадает бесследно любой корабль, выброшенный на берег гневом Посейдона. А ведь это, между прочим, очень вредно для международной торговли.
Без крепчайшего клея религии собрать новую державу у меня не получится ни за что. Да и мерзкие обычаи хананеев с их человеческими жертвами и ритуальной проституцией мне откровенно противны. Тут уже попытались как-то раз на жертвеннике младенца задушить, так я утопить этого дурака из Бейрута приказал. Едва успел собственный приказ отменить. Не поняли бы люди, а финикийцы начали бы обходить Сифнос стороной, считая меня опасным сумасшедшим, не чтящим богов. Тоньше нужно действовать, деликатней. Начнем с малого.