— Враг! — взвизгнул Аддуну. — На нас напали, господин!
— Нет, — покачал я головой. — Это не враг. Я тут жду кое-кого.
Местного градоначальника мы выгнали из собственного дома, потому что в Угарит заявилась целая эскадра, которая собиралась в критском Итане. И кого тут только нет! Даже злейшие враги пришли сюда вместе, наплевав на былые распри. По крайней мере, царь Кносса Идоменей преспокойно болтает с критянином Таласом, а Одиссей пьет рядом с Ойо, архонтом Китиры, которому не раз и не два обещал выпустить кишки и набить брюхо грязью. Тот, в свою очередь, обещал ему нечто похожее, отличаясь лишь в деталях.
Даже отряд с Родоса не смог отказаться от такой возможности и пошел с нами, когда мы остановились на острове, чтобы взять воды и зерна. Я тогда трезво оценил свои возможности и решил не связываться с царицей Поликсо. Боевая старуха обосновалась в крепости, стоявшей на столь неприступной скале, что туда никаким камнеметом не добить. Муж ее Тлеполем, сын Геракла, героически сложил голову под Троей, но запомнился потомкам совсем не этим. Это именно он влюбился в юного Тесея и склонил его к разврату, накормив здешним деликатесом — мясом колючей акулы. Впрочем, тут подобные отношения пока не в тренде, но за хорошую кормежку люди готовы еще и не на такое. Голод не тетка. Кстати, и эта династия пришлая, а потому сковырнуть ее не представляет ни малейшего труда. Тлеполем — приезжий из Аргоса, откуда бежал, убив кого-то по пьяному делу. Стандартная строка в биографии любого эпического героя. Да… А ведь Родос мне нужен не меньше Кипра. Это же неприступная крепость, ключ, запирающий весь восток Средиземного моря.
— Эвпатриды! — встал я, подняв кубок. — Я приветствую вас и благодарю за участие в нашем первом общем походе. Я уже говорил вам об условиях, но все же хочу напомнить. Все, что мы возьмем там, остается моим. Я выкуплю вашу добычу по честной цене и заплачу монетой: золотом и серебром. Вы убиваете только в битвах и только тех, кто поднял оружие. В чужие дома не заходим, крестьян для потехи не режем, баб не трогаем. Кому приспичит, это стоит обол. Скот не трогаем тоже. Обещаю, что из этого похода вы привезете небывалую добычу.
— Непривычно это, конечно, — хмыкнул Одиссей, нарушив молчание первым, — но я согласен. Надоело класть головы хороших парней за ношеные тряпки, орущих девок и битые горшки. Сифносское серебро в оплату меня устроит. Его и везти удобней.
— Прими в подарок кубок, из которого пьешь, мудрый царь Одиссей, — сделал я широкий жест, и тот даже задохнулся от восторга. Массивная серебряная штуковина, украшенная быками и колесницами, стоила немногим больше, чем весь его дворец за вычетом рабов и скотины.
У меня сегодня тяжелый вечер, который перейдет в тяжелую ночь и не менее тяжелое утро. Я буду много есть, много пить, говорить много пустых, но красивых слов, и дарить много подарков. Это и есть та самая работа правителя, которая так меня тяготит. Но избежать ее нельзя. И я поднял кубок снова, ведь царь Кносса Идоменей смотрит на меня ревниво. У него дома тоже не хватает хорошей посуды.
В то же самое время. Сифнос.
Кассандра прогуливалась по рынку, наслаждаясь здешним шумом и суетой. Горе и пережитый ужас понемногу отошли куда-то в сторону, будучи смытыми новыми впечатлениями, которые захлестнули ее подобно морской волне. Да и отсутствие матушки, которая более не прогрызала своими нравоучениями ее несчастную голову, тоже пошло царевне на пользу. Она совсем уже оправилась, и улыбка все чаще и чаще посещала ее круглое, словно луна, лицо. Она мало была похожа на сестрицу Креусу, но в одном они сходились: обе дочери Париамы до безумия полюбили выпечку с медом, отчего изрядно прибавили в нужных местах.
К невероятному удивлению сестер, Эней запретил подавать в их доме хлеб из муки, что мололи на каменных мельницах. Теперь зерно для царской семьи дробили в бронзовой ступе, а потом просеивали через мелкое сито. Когда Кассандра поинтересовалась, откуда такие причуды у воина, он выстроил в ряд десяток рабов от десяти до шестидесяти лет и приказал всем открыть рты.
— Видела? — спросил он. — Смотри, что каменная пыль с зубами делает.
Кассандра добросовестно осмотрела каждый рабский рот и ничего нового для себя не нашла. Обычное дело, когда с годами зубы стачиваются до корней. Она и не думала никогда, что это из-за каменных жерновов. Эней в очередной раз сделал простое сложным, и Кассандра, поразмыслив немного, хлеб вне дома есть перестала. Зубов было жалко до ужаса, их ведь лечить никто не умеет. Одна из жен отца даже к богам ушла, когда на месте сломанного зуба у нее какой-то гнойник образовался. Уж и пару быков в жертву Великой матери принесли, а все без толку. Умирала несчастная несколько месяцев, в невыносимых муках, к радости всего остального гарема.