В то же самое время. Вавилон.
Двухэтажный дом из желтовато-серого кирпича, расположенный у ворот Ураша, что на западе города, стоял в тесном ряду десятков таких же. Здесь жили купцы-караванщики средней руки, лавочники из тех, что побогаче, и умелые мастера. Рядом раскинулся речной порт, куда день и ночь шли корабли с зерном, финиками и шерстью, вывозя из центра мира металлы, ткани и красивую посуду. Тут-то и жила семья ненаглядной супруги купца Кулли, который выбор места одобрял полностью. Район за стеной, но не слишком дорогой. Именно такой и приличествует торговцу, бережно считающему каждый сикль.
Впрочем, тут был небольшой внутренний дворик, укрытый навесом от палящего солнца, и даже крошечный садик, где росли гранаты и инжир. Сад для Вавилона — роскошь неимоверная, и лишь богатые вельможи и жрецы могли наслаждаться зеленой тенью в городе, напоминающем по тесноте муравейник.
Свадьба прошла тихо и без излишеств, что не могло не порадовать прижимистого Кулли. Почти неделю у него заняло согласование брачного договора, ибо, как гласит закон: «Если человек возьмет жену и не заключит с ней договора, то эта женщина — не жена». Так повелел царь Хаммурапи, и жители Вавилона следовали этому правилу свято.
Один день отвели на свадебный пир, куда прибыли трое братьев невесты, звали которую Цилли-Амат. Недолгие пляски танцовщиц, поедание баранины и возлияние богам закончились быстро, и семейство перешло к тому, ради чего, собственно, все это и затевалось.
Благородное купеческое семейство не слишком нуждалось. По крайней мере, длинные рубахи-канди, которые надели братья, расшиты яркими цветами, а тюрбаны, накрученные вокруг голов, украшены драгоценными брошами и перьями. Да и невеста, щеголявшая в нескольких рубахах, одна поверх другой, была укрыта роскошным покрывалом, сверкавшим мелким жемчугом и золотом нитей.
— Итак, зять, — произнес Балассу, отец семейства, который блестел благородным серебром седины, сильно кашлял и был слаб ногами, но отнюдь не головой. — Ты теперь родня нам. Расскажи, что мы будем с этого иметь. И что хочешь иметь с этого ты. Я далек от мысли, что это прелести моей ненаглядной Цилли толкнули тебя на этот брак.
Братья понимающе потупились, пряча усмешку в густых бородах, завитых и уложенных в сложные ярусы, как и пристало уважаемым людям. Они тоже не слишком высоко оценивали чары своей сестры, но сохраняли благоразумное молчание. Кулли был готов к этому разговору. Он несколько дней оттачивал каждое слово, любовно полируя речевые обороты, цифры и сведения, что собирался дать своей новой родне. Да и женушка его должна узнать ровно столько, сколько нужно, и ни словом больше. Они уже довольно близко познакомились, и он был о ней весьма высокого мнения.
Кулли разливался соловьем, а четверо купцов и его свежеиспеченная супруга внимательно слушали, не перебивая и даже не меняясь в лице. Они жадно впитывали каждое слово, делая зарубки в памяти. Знания для купца порой дороже серебряных колец.
— Значит, Угарит все-так ожил, — проскрипел отец семейства. — И скоро оживет Эмар. Если это так, то мы сможем снова оседлать это путь. Еще мой отец и дед вели дела с тамошними купцами, да и я, когда был немного моложе, ходил туда. Я имел дело с купцом Уртену, царским тамкаром.
— Я дружен с его сыном, — кивнул Кулли. — Редкостный пройдоха, я вам скажу. Поискать такого жулика и проходимца.
— Весь в отца, — важно покивал Балассу, отдавая должное прекрасному воспитанию отпрысков в купеческих домах Угарита.
— Эмар восстанет из руин еще нескоро, — сказал Кулли, — но я знаком с царем племени ахламу, который пасет свой скот в тех местах. — Он обещал мне свободный проход за двадцатую часть груза.
— Неплохо, дорогой зять, неплохо, — качнул бородой Балассу. — Теперь расскажи, как мы будем зарабатывать? Мы торгуем на свое серебро, но ты ведь царский тамкар, а значит, не хозяин себе.
— Объемы, мои дорогие родственники, — ухмыльнулся Кулли. — Объемы будут такие, что даже моя скромная доля сделает нас богачами.
— Что ты повезешь сюда? — спросил Балассу, и Кулли молча высыпал на блюдо мину золота в сифносских статерах.
— Ка-ка-я хо-ро-шая шту-у-ка, — нараспев произнес Балассу, а потом, взвесив на руке несколько монет, добавил. — Вес — один сикль, и они совершенно одинаковы. А сердце подсказывает мне, что это золото чисто, как реки страны Дильмун. Великий Набу, помоги мне! У вас что, платят такими слитками? Если так, то я уже готов целовать ноги вашего царя. Он велик, как Хаммурапи.