— Откуда знаешь, царь Алкимах? — раздались выкрики из толпы.
— Так купцы приплыли из Пер-Рамзеса, — повернулся в сторону говорившего царь. — Они так сказали. Сам великий чати Та землю обещает. В Египте в воинах большая нужда, благородные.
— Нельзя туда идти, дядька, — прошептал Тимофей. — Сгинем все до единого. Сердце у меня не на месте.
— Ну и оставайся здесь, — недовольно посмотрел на него Гелон. — А я пойду. И остальные парни пойдут. Или тебя, племянник, еще где-то ждут?
Да, может, и ждут, — мрачно подумал Тимофей, — да только куда я без вас. Сколько лет вместе.
В тоже самое время. Окрестности Пафоса. Кипр
Опустошенный Китион остался позади. В нем едва ли половина жителей уцелела. Погиб царь и его семья. Погибли все купцы, которые пытались дать за себя выкуп. Погибли писцы. Мне ни к чему все эти люди. Они никогда не признают мою власть и будут смотреть в сторону далекого Сидона, где остались их родственники и компаньоны. Щадить их было глупо, они непременно захотели бы вернуться. Слишком уж сладкую жизнь они вели в Китионе. Сидонцы пришли на этот остров, закабалили местных, отправив их в медные шахты, а сами начали торговать, жируя на чужом горе. За это и погибли. Жестоко? Рационально. Я называю это так. Зато не погиб ни один из рудокопов и ни один из медников, плавящих в горшках с углем крошку толченого малахита. И это тоже чистая рациональность. Я поставил здешним наместником одного из сотников поразумней, дал ему три десятка легкораненых воинов, чтобы несли стражу, а сам пошел к Пафосу. В Китионе не будет городского совета. Не из кого его собирать, ведь одна голытьба осталась. По крайней мере, это сейчас она голытьба.
Пафос, стоявший в пяти днях пути, не впечатлял. Город это совсем новый, и, согласно поздней легенде, основан ахейцами, пришедшими на Кипр с Троянской войны. Вранье! Он тут уже лет с полсотни, как построен. Город небольшой, и он сильно не дотягивает до Энгоми и Китиона. Ничего необычного я тут не увидел. Крутой холм, поросший у подножия лесом, стены из грубо отесанных булыжников циклопического размера и медные шахты. Внутри — царский дворец и храм Великой Матери, которая здесь совершенно точно переродится в Афродиту. Все это великолепие имеет двести метров наискосок и облеплено хижинами Нижнего города, где живут рыбаки, козопасы и рудокопы. Скука. И лишь огромная толпа народу, набившаяся в его стены, привносила в происходящее хоть какую-то интригу. Мое войско, словно веником, выметало остров начисто, срывая со своих мест мелких басилеев, окопавшихся на южном берегу Кипра, и их крошечные дружины. Многие из них уже добрались сюда.
— Лагерь ставьте и перекрывайте ворота, — скомандовал я. — Эти парни немного подумают и сделают вылазку. Сомневаюсь, что у них тут большие запасы.
Привычный стук топоров, ровные ряды палаток и растущий на глазах частокол привели осажденных в легкое недоумение. Обо мне много всяких слухов носится по Великому морю, и все до одного врут. Ну, так они думали совсем недавно. Здесь не воюют так, как это делаем мы, а походный лагерь зачастую похож на цыганский табор. Никто не везет по морю припасы и добычу параллельно марширующему войску. И медных емкостей с углем, в которых фильтруется вода, здесь тоже никто не знает, и тем более никто не знает, что воду надо кипятить или сдабривать уксусом. Однако ничтожно малое количество обгаженных по дороге кустов довело понятие о гигиене даже до самых твердолобых. По крайней мере, Идоменей и Одиссей, ходившие в походы не раз, верные выводы сделали, и теперь тоже запрещали своим пить воду из луж. Получалось у них скверно, но они хотя бы старались. Цари подозревали во всем этом какое-то колдовство, но колдовство полезное, если уж от него есть явная польза в виде сохранения личного состава.
Сотни людей с железными топорами и мотыгами — невиданное дело для этих мест, а потому, когда напротив ворот появилась небольшая деревянная крепость, перекрывающая выход из города, это вызвало легкую панику. На все про все ушло чуть больше трех дней, воины изрядно набили руку на этой работе. Долго ли вкопать заостренные колья?
— Скоро пойдут, — понимающе посмотрел на стену Абарис, приложив руку ко лбу. — На рассвете. Я стражу удвою, а парней заставлю с оружием спать.
— Поможем им, — усмехнулся я. — Вдруг захотят отсидеться. Баллисту ставьте.
Камнемет смонтировали уже к самой темноте, а потому эффект от выстрелов оказался особенно впечатляющ. Горшки с маслом и огненные стрелы полетели в город злым роем, и вскоре за стеной показалось нежно-розовое марево пожара.