— А почему деревня пустая? Где люди? — и он заорал. — Парни! Тетиву на луки вздеть! Угли раздуть. Щиты под рукой держать!
— Ты чего это, старшой? Тебе солнце голову напекло? — непонимающе хлопал глазами кормчий, а воины поддержали его согласным гулом.
— Не все то золото, что блестит, — невесело усмехнулся Тимофей. — Морской бог так сказал. Я ведь говорил, что не нужно нам сюда идти, да вы не послушали меня. Земли хотели? Будет вам земля. На два локтя в глубину, и то, если повезет. Правь к берегу, Ориген, ловушка это! В самые заросли правь. Прячем корабль. Если боги нам сегодня самую малость удачи подарят, отобьемся.
Идти к берегу им не пришлось. Видно, их маневр разгадали, и из зарослей тростника вылетел бронзовый крюк, впившийся в борт корабля. Натужное уханье невдалеке странным образом совпало с теми рывками, которыми ватагу афинян влекли к берегу. Канал узкий, едва ли сорок шагов в ширину. Им до берега остались какие-то мгновения, да и те не будут спокойными. На берег выскочили полуголые фигуры, а потом послышались щелчки тетивы. Звук, который никогда не предвещал ничего хорошего. Кормчий Ориген, который так и не бросил своего весла, упал, неверяще сжимая стрелу, пробившую его горло, а Тимофей, укрытый щитами своих ребят, в спешке надевал панцирь. Он был спокоен, но его заливала холодная ярость. Он злился сам на себя.
— Я ведь был прав! Я опять был прав. Вот ведь старый дурак. Как же теперь вытащить всех из той задницы, в которую ты нас привел…
Афиняне не стали ждать, когда бросят еще один крюк, и корабль перевернут набок. Они обрубили веревку и попрыгали в воду. Утонуть они не боялись. Раз уж корабль чуть на брюхо не сел, значит, и им беспокоиться нечего. Они шли, укрывшись щитами, в которые густо втыкались стрелы.
— В заросли! — крикнул Тимофей и первым вломился в самую гущу тростника, тут же укрывшись от выстрелов.
Голоса на берегу стали растерянными, а афиняне присели, не обращая внимания на то, что голые ступни вязнут в мерзком иле. Пусть только сунутся египтяне. Корабль, предоставленный воле волн, растерянно ткнулся носом в заросли и остановился. Тут почти нет течения. Вода в каналах стоячая, как в болоте. А если течение и есть, то оно почти незаметно.
Главк подполз к Тимофею. Он сгорал от стыда и теперь смотрел в сторону, напоминая побитую собаку. Он ведь не верил другу, высмеивал его при всех, расписывая сытую жизнь в царских шарданах. А теперь здоровяк нацепил на голову целую охапку тины, которая, впрочем, от его бороды мало чем отличалась. Так сделали многие, спрятавшись в зарослях. И грязью вымазались, и кусты какие-то срезали, выставив их перед собой. Уж очень жить хотелось.
— Чего делать будем, старшой? — шепнул Главк, не смея смотреть в глаза.
— Ждем, пока уйдут, — шепнул в ответ Тимофей. — Если они уйдут… Постараемся корабль спрятать, только боюсь, не выйдет ничего. Не дадут по воде сбежать.
— А как тогда? — закусил губу Главк. — Это же Египет. Отсюда вообще не уйти никак. Море и пустыня вокруг.
— Не знаю пока, — выдохнул Тимофей. — Придумаю что-нибудь. К своим идти нужно. Большой толпой точно отобьемся. Пусть только египтяне уйдут. Скорей бы ночь.
Он ждал напрасно. Египтяне и не думали уходить. Немалый отряд северян, спрятавшихся в тростнике, они должны истребить до последнего человека. Голоса раздавались все ближе, и вот уже кое-где мелькали полуголые тела в набедренных повязках. Драться в камыше неудобно. Строя тут не выставить, а из лука можно выстрелить едва ли на десяток шагов. Египтяне гомонили недовольно, но приказа ослушаться не смели. Лезть в заросли они не хотели, зато забросали корабль горшками с углем и снопами соломы, и теперь за спиной афинян огромным костром полыхала их единственная надежда уйти отсюда подобру-поздорову.
— Провались вы! Сожри вас демоны! — застонал Тимофей. Все припасы, добыча и одежда горели с веселым треском, хороня последнюю надежду пробиться к морю.
— А-а! — заорал какой-то воин из ватаги, на которого едва не наступил враг. Он незатейливо ткнул его кинжалом, а потом перехватил легкий щит и копье. Больше с бедолаги взять было нечего.
— Себхен! Себхен! — заорали египтяне, и это слово Тимофей знал. Себхен — это враг. Не выпустят их отсюда.
— Бе-е-ей! — заорал он, вскочил на ноги и в длинном прыжке достал египтянина, который на свою голову раздвинул стебли тростника шагах в пяти от него.
Щуплый мужичок упал с разрубленной ключицей, а афиняне с ревом понеслись на врага, который ждал их на выходе из зарослей. Туда, в море тростника, послали разведчиков, и их вырезали в считаные мгновения.